Адвокат из Санкт-Петербурга Елена Тимашова начинала волонтёрить ещё в Цхинвале в 2008 году. Сейчас 41-летняя женщина регулярно возит грузы на СВО. Как ей удалось пережить прилёт дрона в машину и почему она вернулась в то же место на следующий день — она рассказала RT.
— Расскажите немного о себе. Чем вы занимаетесь и как пришли к волонтёрству?
— Я адвокат палаты Ленинградской области, специализируюсь на уголовном праве. Волонтёрством занимаюсь давно, моя первая поездка с гуманитарной миссией была в 2008 году в Цхинвал. Я считаю, что это в принципе нормально для каждого человека — помогать другому, а волонтёрство — это не какое-то занятие или хобби, это состояние жизни и души.
Поскольку сейчас идёт СВО, то и гражданское население, и военные так или иначе в чём-то нуждаются. Они защищают нашу страну, наш покой. Значит, и мы должны делать всё от нас зависящее, чтобы помочь им. Если тыл не будет помогать фронту, то фронт будет там, где тыл.
— Сложно быть и адвокатом, и волонтёром?
— В этом отношении мне очень сильно повезло. Адвокат — это прежде всего не работа, а статус. Я не должна сидеть с девяти до шести в офисе, и могу какое-то время посвящать волонтёрской деятельности. Конечно, я согласовываю поездки в зону спецоперации, но хочу отметить, что мне всегда идут навстречу и входят в положение. У нас в этом плане общество очень расположено к волонтёрству.
— Когда вы стали ездить в зону спецоперации?
— Буквально на третий день после начала СВО я приехала в социальный центр нашего района, где до этого волонтёрила, предложила собрать гуманитарку для мирных жителей и, собственно, сделала это. Потом стала спрашивать в госпиталях, чем помочь, передавала медикаменты, мебель, ещё что-то. Затем ребята с мест стали сами звонить. Тогда мы собрали небольшую команду, человек 20-30.
Первый раз на СВО я поехала со своей подругой-волонтёром, мы собрали и отвезли гуманитарный груз в подразделение её супруга.
— Страшно было?
— Нет, я была спокойна. Мне 41 год, там на фронте ребята младше моей дочки. Если мне будет страшно, то как же они тогда там будут находиться?
Страха нет, есть здравые опасения, осторожность и понимание, куда и зачем ты едешь. Например, в Новой Таволжанке (Белгородская область), куда мы ездим регулярно, происходят ежедневные прилёты. Мирные граждане страдают в огромном количестве. Слышно и видно, как пролетают и взрываются дроны. ВСУ не разбирают, какая машина едет, гражданская, военная или волонтёрская — бомбят всё. Но волонтёрство, несмотря на все опасности, всё равно в большей степени дающая позитив история.
«Дрон попал в капот»
— 30 июня по машине, в которой вы находились, прилетел дрон. Как всё произошло?
— Мы с подругой Марией Бочаровой как раз выезжали из Новой Таволжанки, где до этого разгрузили гуманитарку. Мария работает в медицинском центре администратором, а ещё ежедневно делает что-то своими руками для бойцов: сети, свечи, сухие завтраки. Мы с ней довольно часто ездим вместе, в тот день она сидела на пассажирском месте.
Сначала мы услышали звук летящего дрона, потом увидели, как через поле бегут наши бойцы и пытаются его сбить. Но беспилотник был быстрее и пошёл на снижение, поэтому огонь по нему пришлось прекратить, чтобы не попасть в нас.
К счастью, дрон попал в капот, а не в лобовое стекло. Мы поблагодарили ребят, они вызвали группу эвакуации, которая забрала наш автомобиль и отвезла нас на безопасную дистанцию. Далее нас на «скорой» доставили в Белгород, но от медицинской помощи мы отказались — ещё надо было доставить весь груз, ведь бойцы его ждут. Из Санкт-Петербурга выехала другая машина, которая доставила нас туда, куда мы изначально направлялись в тот день. Вот, в целом, и всё. В Петербурге мы недолго полечились, но через две недели поехали в то же самое место продолжать работу.

— Вы не боялись так быстро возвращаться?
— Я вернулась на следующий же день как раз для того, чтобы не бояться. В прошлом я занималась конкуром, и знаю точно: если упал, нужно сесть обратно и обязательно продолжить тренировку, иначе потом будет страшно. Такая практика.
Ребята, которым мы груз везли, очень сильно волновались за нас и за то, как это повлияет на наши поездки. Но мы всех успокоили, сказали, что с нами всё нормально.

— Какие у вас сложились отношения с бойцами?
— Конечно, важно то, что мы везём: системы РЭБ, обнаружители дронов, какие-то личные вещи, лекарства. Но не меньше им нужна наша поддержка. Нас очень ждут, и мы всегда приезжаем с огромной радостью в сердце. Привозим детские письма, адресованные бойцам, иногда снимаем какие-то ролики, поздравляем с днями рождения. Обязательно с собой берём что-то домашнее: ребята же там подолгу одни, в своём военном мужском коллективе, и что-то, что пахнет домом, радует и сильно поднимает боевой дух.
У меня несколько медалей от разных подразделений. Конечно, такое внимание очень приятно, но работаю я не ради медалей. Самое важное — это глаза ребят, когда к ним приезжаешь, их тёплые объятия, радость на лицах, ощущение, что ты можешь хотя бы на какое-то время вызвать у бойцов улыбку.

Впрочем, одна благодарность имеет для меня особенное значение. Она от конкретного бойца из подразделения, которому я довольно долго помогала. Представьте, ребята постоянно находятся на своих позициях, в сложных условиях, в постоянной опасности, практически не выезжают. И он в такой ситуации всё равно добыл статуэтку с надписью «Самый лучший волонтёр на свете»! Это, наверное, была самая приятная награда за всё время.