Третьего октября поклонники и коллеги отметят 90-летие великого артиста Армена Джигарханяна, ушедшего в мир иной пять лет тому назад.
«Говорю честно и ответственно — хорошую жизнь я прожил, хорошую! — заявлял Армен Борисович в одном из последних интервью. — Не кокетничаю! При всех сложностях, она была интересной. Я жил в Ереване, работал. Потом приехал в Москву, пришел в «Ленком», играл в Театре Маяковского, снимался и так далее… Я получил гораздо больше, чем думал — моя жизнь как радуга, а каких цветов в ней было больше: зеленых, синих или желтых — это уже никому не интересно, это я оставлю себе, это мое!»Характерная оговорка четко отделяет доверенное артисту «общее» от иного, личного: нечто очень важное актер оставил за кадром сверхдлинной ленты из трехсот киноработ — едва ли не самой обширной отечественной фильмографии.
Его жизнь складывалась непросто. Отец ушел из семьи, когда Армену был всего лишь месяц от роду. Мальчика воспитывал отчим. Мать Елена Васильевна работала в республиканском Совете министров, где выдавали «усиленные» продуктовые карточки, при этом слыла самой заядлой ереванской театралкой. Семья снимала комнату, и, по признанию Джигарханяна, детства у него не было. Он вспоминал, как вместе со взрослыми рубил дрова в подвале дома, гонял тряпичный футбольный мяч, обожал звезду трофейных немецких лент Цару Леандер...
Окончив русскую школу, пытался было покорить ГИТИС, а затем, вернувшись домой, устроился на «Арменфильм» помощником оператора. В следующем, 1954 году поступил в Ереванский художественно-театральный институт. Со второго курса в течение десяти лет покорял сцену Русского драматического театра имени Станиславского в Ереване. В 1966-м гастролировавшая в Армении Ольга Яковлева была впечатлена игрой 30-летнего актера, и безоговорочно доверявший своей приме и музе Анатолий Эфрос тут же пригласил его в столичный «Ленком».
На экраны тогда вышла экзистенциальная драма Фрунзе Довлатяна «Здравствуй, это я!», в которой Джигарханян сыграл главную роль — современного ученого, оказавшегося на жизненном перепутье, озадаченного поисками утраченного времени.

Сложный случай: играть почти нечего, герой — tаbula rаsa… Однако исполнитель блестяще справился с нетривиальной задачей, представив на суд публики чуткую рефлексию, не влипающую в повседневную суету, взыскующую личностный смысл в причудах мимолетного бытия. Апофеозом картины стал десятиминутный проход героя, преследуемого озорной незнакомкой по людным улицам. Эффектная, загадочная, женщина мечты (дебютантка Маргарита Терехова) пытается нагнать, остановить, окликнуть вынесенной в заглавие картины фразой, но отчего-то не решается нарушить дистанцию между персонажем и собственным миром.

Заслуженный успех стал визитной карточкой артиста, знамением его экранной судьбы: перевоплощаясь в того или иного героя, Джигарханян не играл функцию, пародию или химически чистый характер в предлагаемых обстоятельствах. Актеру были интересны оттенки, проявлявшиеся лишь там, где персонажу становилось тесно — как штабс-капитану Овечкину из «Новых приключений неуловимых», пытающемуся выкрутиться из тугого воротничка офицерского кителя как из петли.

Такие же «висельники» — мрачный чекист в «Операции «Трест» или угрюмый эсер в «Шестом июля» того же 1968-го — амбивалентные невольники зауженных амплуа. Сам же Джигарханян последовательно, осмысленно, продуктивно уклонялся от шаблонов, слишком навязчивых соблазнов профессии.
В следующем году он покинул «Ленком» и более четверти века прослужил премьером «Театра Маяковского», сыграв Стенли Ковальски в «Трамвае «Желание», Большого Па в «Кошке на раскаленной крыше», великого античного мудреца в «Беседах с Сократом» и взбалмошного диктатора в «Театре времен Нерона и Сенеки».
В кино же стал самым востребованным героем эпизодов, превратил игру в подобие спорта. В 1970-м Армен Борисович снялся в шести картинах, в следующем году — в семи, далее — в восьми, а 1975-м — в десяти!..
В следующем году он покинул «Ленком» и более четверти века прослужил премьером «Театра Маяковского», сыграв Стенли Ковальски в «Трамвае «Желание», Большого Па в «Кошке на раскаленной крыше», великого античного мудреца в «Беседах с Сократом» и взбалмошного диктатора в «Театре времен Нерона и Сенеки».
В кино же стал самым востребованным героем эпизодов, превратил игру в подобие спорта. В 1970-м Армен Борисович снялся в шести картинах, в следующем году — в семи, далее — в восьми, а 1975-м — в десяти!..

«Здравствуйте, я ваша тетя!»
При этом часто проделывал один и тот же кунштюк: явившись на площадку, «разнюхивал» обстановку и, отработав несколько дней, улетал на съемки другой картины, где использовал хорошо отлаженный фокус. На него сердились, но (удивительно!) не обижались, ведь именно трикстерство было его главной ролью и призванием. Об этом свидетельствуют самые популярные киноработы артиста: судья Кригс в картине «Здравствуйте, я ваша тетя!», плут Тристан в «Собаке на сене», главарь банды в сериале «Место встречи изменить нельзя» (по убеждению близких, «срисованный» исполнителем с родного отца).

Джигарханян умел парадоксально воплотить любой образ, но главных и классических ролей сыграл совсем немного. Примечательно, что ему пришлись в пору авантюристы и пройдохи новорожденного и незаформатированного жанра телефильмов.
Топ его лучших ролей, пожалуй, таков: удрученный жизнью Д'Артаньян в первом цветном советском телеспектакле «Двадцать лет спустя» Юрия Сергеева (1971), обаятельный шантажист в сериале «Следствие ведут ЗнаТоКи» Вячеслава Бровкина (1972), коррумпированный аутист в картине «Профессия следователь» Александра Бланка, коварный солдафон в ленте «Дороги Анны Фирлинг» Сергея Колосова, атаман Хасан в мюзикле «Али-Баба и сорок разбойников», фееричный герой дивертисментов в бенефисах Евгения Гинзбурга.
С конца 1980-х Армен Борисович преподавал во ВГИКе. Затем из-за конфликта с ректоратом, не желавшим допускать курс Джигарханяна на подмостки, создал с подопечными собственный театр, где и сыграл лучшие роли последних лет — в спектаклях «Возвращение домой» (по пьесе Гарольда Пинтера) и «Последняя лента Крэппа» (по пьесе Сэмуэла Беккета).
Отмечая выдающуюся органику, критики никак не могли расшифровать авторский метод. «Моя система — это мои ноги, руки, попа, — чеканил мастер. — Вот это я! А все теории — придуманные номера. Станиславский учил Немировича-Данченко? Это полная пошлятина! Искусство — это половой акт... или, на крайний случай, имитация полового акта. Только внутренняя сильная встряска способна привести актера к роли. Когда цвет лица у артиста меняется, я наглядно понимаю, что он хороший. Значит, у него изнутри пошла информация, а не только из головы. Один знаменитый режиссер говорил своим актерам: «Вы ротом играете, то есть словами». Искусство связано с физиологией. Когда нервы от любви тянутся».
Отрицание пристроек к творческой жизни было, пожалуй, его профессиональным кредо, основой образного мышления.

«Джигяр — это печенка, — пояснял Армен Борисович. — На Востоке это слово имеет еще одно значение — душа. А хан — хозяин, начальник. Родословную свою я не знаю, в курсе только, что мой дед по маминой линии был тбилисским скоморохом, его специально звали на свадьбы — он знал много тостов, песен… А я компании не люблю. Давно осознал, что человек по сути своей очень одинок и опереться можно только на самого себя. Это не значит, что надо закрыть дверь, никого не пускать, но все равно я защищен лишь по ту сторону рампы. Там я веду себя как хочу!.. Слава — придуманная вещь, думаю: я буду хорош, пока сам себе буду нравиться, а это, наверное, труднее всего. Люди играют, потому что очень беспомощны. Человек отвратительно приспособлен к судьбе, а посему уязвим… Чем дальше я живу, тем у меня больше вопросов, и нет ответов!».
Фото: Андрей Никеричев/АГН «Москва».