Екатерина Маркова: «У Тараторкина всегда было дикое количество поклонниц»

«Юра Тараторкин затолкал меня на кухню, закрыл дверь и не пускал никого, в том числе и хозяина квартиры».

Георгий Тараторкин SovkinoArchive/Vostock Photo

«Юра Тараторкин затолкал меня на кухню, закрыл дверь и не пускал никого, в том числе и хозяина квартиры. Сидел на батарее в восьмиметровой кухне и долго рассказывал мне про съемки «Преступления и наказания». В какой-то момент я сказала: «Знаете, мы как-то странно себя ведем, люди за столом сидят, пойдемте». Он нехотя согласился. Проходя, я дотронулась до этой батареи и поняла, что она только что не кипит, такая раскаленная. А он терпел!» — рассказывает актриса и писательница Екатерина Маркова.

— Екатерина Георгиевна, вашего мужа Георгия Георгиевича Тараторкина называли русским Аленом Делоном. Но, насколько я знаю, вы в него не сразу влюбились. Почему?

— Когда мы познакомились, я была студенткой московского Щукинского училища, а он — уже ведущим артистом ленинградского ТЮЗа. Юра тогда снимался у Льва Кулиджанова в фильме «Преступление и наказание», поэтому жил в Москве, в гостинице, где они после смены под лестницей иногда выпивали с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским. И хотя фильм еще не вышел в прокат, было понятно, что Юра — звезда. Возможно, это вызвало у меня внутренний протест: «Подумаешь — звезда! Боже мой! А то мы звезд не видели!» Кроме того, он продемонстрировал такой напор, что это меня напугало. Потом мы прожили с ним почти 50 лет, и я никогда больше не видела в нем таких проявлений, как тогда. Дело в том, что я не люблю, когда меня трогают, тем более незнакомые люди. 

«Он умел так глубоко уходить в себя, что, когда поднимал на меня глаза, я видела, что он «нетутошный», он сейчас откуда-то сверху свалился. И меня это поначалу очень будоражило. Я не понимала, почему он не хочет со мной, самым близким человеком, поделиться тем, что закрыто за семью замками» С женой Екатериной Марковой в фильме «Дела сердечные». 1973 г. Мосфильм-инфо

Интересный факт

Георгия Тараторкина близкие называли Юрой. В одном из интервью дочь актера Анна, тоже ставшая актрисой, объяснила журналистам, почему у отца было два имени: «Папа родился в румынском военном госпитале, где тогда работали его родители. А поскольку у румын принято всех Георгиев называть Юрами, это имя стало для него основным».

Нас только представили друг другу, и мы пришли в гости. Он меня то за плечо схватит, то за руку, то до головы дотронется — вел себя очень агрессивно. Я думаю: «Что же это такое?» Мало того, он затолкал меня на кухню, закрыл дверь и не пускал никого, в том числе и хозяина квартиры. Юра сидел на батарее и долго рассказывал мне про съемки своего фильма. В какой-то момент я сказала: «Знаете, мы как-то странно себя ведем, люди за столом сидят, пойдемте». Он нехотя согласился. Проходя, я дотронулась до этой батареи и поняла, что она только что не кипит, такая раскаленная. А он терпел! Потом Юра мне признался, что хотел удержать меня любой ценой: «Я был в предкоматозном состоянии. Был страх тебя потерять, упустить, я ведь понял, что ты — то, что мне надо». При этом мы были просто два незнакомых человека, которых в тот день познакомила моя подруга Ира Короткова.

Этого я еще нигде не рассказывала, но вообще-то я впервые увидела его задолго до истории с батареей. Я училась в седьмом или восьмом классе, мы с мамой поехали в Ленинград к ее давней подруге. А у той была дочь Люда, старше меня на два-три года. Они жили в центре города. Мы приехали к ним, Люда потащила меня в свою комнату и стала рассказывать, что она хочет поступать в театральный институт. Она мне что-то читала, потом мы пили чай, и вдруг раздался звонок в дверь. Люда говорит: «Мама, я пошла, это Юра пришел». Я почему-то запомнила имя. Мамина подруга объяснила: «Это мальчик, с которым Люда встречается». Когда мы с мамой уходили, столкнулись с ним в прихожей, и я мельком на него посмотрела. Это был Юра Тараторкин. Кстати, Люда стала актрисой и сейчас живет в Израиле…

«Раневская ему говорила, что хочет с ним сыграть, но кого? «Не бабушку же мне вашу играть! Это так скучно… Хотя, вы знаете, если взять какую-нибудь западную пьесу, то там у них бог знает что происходит!» Фаина Раневская в фильме «Весна». 1947 г. Legion-media

Через много лет я спрашивала, помнит ли Юра этот эпизод. Эпизод помнил, но меня не очень. Он был потрясен, конечно. Это было похоже на знак судьбы! И не единственный. Вообще-то я никогда не любила имя Юра. Мы уже учились на первом курсе, и нам сказали, что на Святках надо выйти на улицу и спросить, как зовут первого идущего навстречу мужчину. Так можно узнать имя своего суженого. И вот я спрашиваю у прохожего: «Простите, пожалуйста, а как вас зовут?» — «Юра». Помню, подумала: «Ужас какой! Не хочу никакого Юру»…

— Думаю, в вашей жизни мистики было немало. Чего стоит история о том, как Георгий Георгиевич попал в фильм «Преступление и наказание»!

— Юра в те годы служил в ленинградском ТЮЗе, где играл почти все главные роли. И однажды у него сильно распухла нога. Его привезли в больницу прямо из театра, и пришлось разрезать брюки, чтобы освободить ногу. Врачи медлили с диагнозом, подозревали гангрену или инфекционный полиартрит. Так до конца и не поняли. Обсуждался вопрос об ампутации. Юра лежал в больнице и испытывал страшные боли. А друзья, зная, что Кулиджанов ищет актера на роль Раскольникова, сделали фото исхудавшего, измученного Юры и показали режиссеру. Тот сказал: «Больше искать не будем, мне нужен он». Конечно, долго ждать режиссер не мог. И тогда Юра встал и пошел — собираться в Москву к Кулиджанову. Врачи только руками разводили и говорили, что это невероятно. Просто случилось чудо!

В Юре была такая немыслимая, нечеловеческая глубина, которая допускает все! В том числе вот это — встать и пойти. Вообще, вся его жизнь была вопреки, в преодолении. Когда мы начали встречаться, он еще снимался, а я училась. Юра возвращался со смены в гостиницу часов в 11—12, чтобы в 8 утра снова ехать на съемки. И при этом мы с ним каждую ночь до 7 утра разговаривали по телефону! Как выжили, не знаю. Я-то хотя бы могла на лекциях вздремнуть, а он? Нечеловеческое напряжение! Просто у него все совпало — больница, съемки, болезнь и я еще.

— А вы знали, что он испытывает сильные боли?

«О «Зорях...» уже много сказано. Но в прошлом году ко Дню Победы в парке «Патриот» рядом с роскошным военным храмом решили поставить огромный памятник «Подвигу женщин». И Шойгу сказал: «Не думайте долго, возьмите девочек из «Зорь...» и прямо по ним создайте памятник в полный рост, чтобы было сходство» Андрей Мартынов, Ирина Шевчук, Ольга Остроумова и Екатерина Маркова (в роли Гали Четвертак) в фильме «...А зори здесь тихие». 1972 г. Legion-media

— Болезнь, заявившая о себе тогда, потом преследовала его всю жизнь, доставляя страдания. Он никогда не жаловался, но все равно же видно, когда что-то болит. Директор института ревматологии академик Насонова, потрясающий диагност, приходила на его спектакли и все время говорила: «Вы себе не представляете, как он существует — через дикую боль».

Уже перед своим уходом он долго лежал в больнице. И когда Юры не стало, главный врач этого центра написал мне письмо о том, что за свою жизнь никогда не видел пациента с такой силой воли, с таким мужеством, с таким умением не показать страдания и не жаловаться никогда и никому, даже своему врачу. Нужно быть глубоко потрясенным человеком, чтобы написать такое!

Прощались с Юрой в его родном Театре имени Моссовета. Был полный зал, мы с детьми и близкими сидели на сцене. Я заметила рядом с гробом человека, стоявшего навытяжку, словно в почетном карауле. Через какое-то время он вдруг подходит ко мне, обнимает и говорит слова соболезнования. Потом протягивает мне свою визитку с заверениями, что поможет в любой момент. И идет обратно на свой добровольный пост. Я смотрю на визитку, все расплывается, ничего не соображаю. Спрашиваю сидящего сзади своего приятеля: «Кто это?» — «Ты что, с ума сошла? Это Александр Бастрыкин». А позже Александр Иванович прислал мне посвященную Юре поэму — он оказался потрясающим поэтом!..

Моя подруга преподает в Московском литературном институте. Как-то звонит мне и говорит: «У нас была встреча Путина со студентами, и он сказал, что воспитывался на спектаклях Тараторкина». Они с Бастрыкиным учились в Ленинграде, и, оказывается, оба были Юриными поклонниками.

— Наряду с высокопоставленными поклонниками, думаю, у такого красавца была и куча поклонниц. Они не портили вам жизнь?

Герман Коваленко, Лия Ахеджакова, Нина Дорошина, Марина Неелова, Екатерина Маркова, Валентин Гафт, Игорь Кваша, Валерий Хлевинский в спектакле «Спешите делать добро». 1982 г. РИА НОВОСТИ

— Поклонниц всегда было дикое количество. По улице с ним ходить было невозможно. Но Юра не получал кайфа от этого, вниманию к своей персоне не радовался. Скромный был, при этом очень интеллигентный, поэтому послать никого не мог и выслушивал разные излияния. Существовала целая группа поклонниц, которые круглосуточно дежурили возле подъезда. Мы их называли «пузыри», потому что они всегда стояли с воздушными шарами. А уходя, привязывали эти разноцветные шары к ручке двери подъезда. Потом мы перезнакомились с ними. С одной, Леной, мы даже подружились и теперь переписываемся, она живет в Израиле. А один из поклонников, Костя, сейчас со всей семьей ходит на спектакли нашей дочери Анны.

Слухов на тему поклонниц ходило много. Как-то раз одна знакомая с «Мосфильма» звонит мне: «Я слышала такой разговор: «Бедная, бедная Катя, у Тараторкина же и с этой роман, и с этой». — И тут же спрашивает: — Ничего, что я тебе это говорю?» Я отвечаю: «Да ничего, если ему это надо, то ради бога, но я пока ничего не замечала». Другой моей знакомой позвонила приятельница-журналистка и говорит: «К нам в город приезжает Театр имени Моссовета, я влюблена в Тараторкина до потери сознания. Все сделаю, чтобы войти в его душу и сердце». А через какое-то время снова звонит, в раздражении: «Ну вообще! Просидели два часа, разговаривали, потом он стал мне фотографии жены, детей и внуков показывать, рассказывать, какие они все замечательные». Неожиданно попала на вечер семейных воспоминаний.

С Еленой Соловей в сериале Виктора Титова «Открытая книга». 1977 г. Sovkinoarchive/Vostock Photo

Сейчас я переиздала одну свою книжку, «Влюблен и жутко знаменит», чтобы написать посвящение Юре. Как раз на эту тему…

— Неудивительно, что он многим нравился. В нем был и аристократизм, и духовность какой-то неземной природы…

— Часто говорят про его аристократизм, хотя происхождение тут ни при чем. На мой мистический взгляд, каждый рождается на свет для чего-то. Иногда судьба — коварная штука — распоряжается так, что кто-то с огромным талантом рождается в глухой деревне и даже не может научиться грамоте. Это трагедия, такие люди подчас спиваются, потому что нет выхода энергии. А иногда судьба дает возможность состояться, чтобы ты понял, для чего рожден. Вот Юра был рожден, чтобы стать артистом. Отсюда аристократизм, способность преодолевать, отсюда вибрирующая нервная система. Несмотря на то что он полнокровно существовал и с детьми, и со мной, и в общественной работе, он всегда берег себя для профессии. В нем это тоже было заложено. Я в свое время в течение трех лет слушала лекции Андрея Кураева* (признан иностранным агентом. — Прим. ред.), он был моим духовным учителем.

С Татьяной Бедовой (Сонечка Мармеладова) на съемках фильма «Преступление и наказание». 1969 г. РИА НОВОСТИ

Перечитала много чего написанного отцами церкви, Библию осилила наконец-то целиком. Кураев как-то сказал, что среди нас ходят ангелы в человеческом обличье со всеми присущими человеку признаками, но если глубоко копать, то это надмирные люди. Так вот Юра был такой. Он не выплескивал себя до конца. Что-то сокровенное и главное оставалось. Я все время пыталась его расколоть, чтобы понять — о чем он сейчас молчит? Он умел так глубоко уходить в себя, что, когда поднимал на меня глаза, я видела, что он «нетутошный», он сейчас откуда-то сверху свалился. И меня это поначалу очень будоражило. Я не понимала, почему он не хочет со мной, самым близким человеком, поделиться тем, что закрыто за семью замками. А в этом, видимо, и была его надчеловеческая природа.

— Вы сказали о вибрирующей нервной системе. При этом ваш сын Филипп говорил: «Мама — это полюс заботы, а папа — полюс спокойствия». Так где же правда?

— Вишневская, театральный критик, писала про него: «Типичный герой-неврастеник на сцене». Но именно на сцене! Дома это был самый бесконфликтный человек, которого я встречала, с ним даже поссориться не получалось. Притом что я очень эмоциональная, вспыльчивая, могу наговорить все что угодно. Хочу поссориться — не могу. И он был удивительный отец, уделял детям много заботы, тепла, времени. Никогда не повышал на них голос. Юра рано потерял отца, ему было 7 лет, когда тот умер. Поэтому он старался дать нашим детям то, что сам недополучил. В общем, дома совершенно спокойный, уравновешенный, покладистый, уступающий во всем. Но большая часть его жизни проходила вне дома. И вот там он был невероятно жестким! Наша дочь Аня говорила, что, когда столкнулась с ним в работе, увидела то, что дома никогда не могла наблюдать. Одно время Театром имени Моссовета руководило правление из пяти человек, в том числе Юра. И если какому-то спектаклю или актеру выносился приговор, то это был его приговор. Потому что снисхождений он не делал…

— Но в театре его все равно любили…

— Потому что он был замечательный! Недавно к 80-летию Юры в Доме актера устроили вечер, посвященный юбилею. Ольга Остроумова, ведущая, сказала мне потом: «Уже 8 лет его нет, и чем больше времени проходит, тем ближе и дороже он мне становится и тем острее я понимаю, что я обрела в жизни в его лице, будучи его партнершей». Они много играли вместе. Когда Юра переехал в Москву, режиссер Юрий Александрович Завадский пригласил его на роль Раскольникова в «Петербургские сновидения». Эту роль играл тогда Гена Бортников — тоже звезда. Понятно, какая для Гены это была травма — что на его роль вводят актера из Петербурга, хотя и сыгравшего Раскольникова в кино. И вот Юра в первый раз сыграл в этом спектакле. По окончании вошел в свою гримерку, а там сидит Бортников с охапкой белых роз. Юра тогда сказал: «Это было красиво!» Он очень ценил такие вещи.

Интересный факт

За 50 лет актерской деятельности Георгий Тараторкин снялся в 84 фильмах, среди которых «Чисто английское убийство», «Маленькие трагедии», «Богач, бедняк...», «Открытая книга», «Не родись красивой», «Таинственная страсть». Несмотря на многообразие ролей, именно Раскольников в фильме Льва Кулиджанова «Преступление и наказание» стал визитной карточкой мастера. В 1971 году Георгий Тараторкин был удостоен Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых за эту роль.

С Алексеем Баталовым в фильме «Чисто английское убийство». 1974 г. Мосфильм-инфо

— В Театре Моссовета Георгий Георгиевич успел поработать с такими звездами, как Ростислав Плятт, Вера Марецкая, Фаина Раневская, которая была еще и вашей соседкой…

— Когда Юра сыграл Блока в спектакле «Версия», Раневская подарила ему на премьеру старую фотокарточку Блока, сделанную еще при жизни поэта. На обратной стороне надпись: «Юрочке за то, что люблю, а я больше всего в жизни люблю талант». Блок в свое время подарил этот портрет Анне Ахматовой, Ахматова — Раневской, Раневская — Юре. Что называется, через три рукопожатия… С Фаиной Георгиевной мы общались постоянно, потому что она жила в нашем доме этажом ниже. И так как я в лифте не езжу, а хожу по лестнице, то много раз проходила мимо ее двери, которая была всегда открыта, она ее не закрывала вообще. Я заглядываю: «Фаина Георгиевна, у вас дверь открыта». — «А, Катенька, деточка, иди сюда. А чего дверь закрывать? Я никому не нужна, брать у меня нечего, мой Мальчик тоже никому не нужен». Мальчиком звали ее собачку. Однажды мы говорили про Юру, и она спрашивает: «Он верующий?» Отвечаю: «Не знаю». — «Думаю, верующий, потому что в его глазах отражается небо, а в глазах большинства людей — только лужи». Она о нем всегда была высокого мнения и как об актере, и как о человеке. Юра частенько забегал к ней. И Раневская ему говорила, что хочет с ним сыграть, но кого? «Не бабушку же мне вашу играть! Это так скучно… Хотя, вы знаете, если взять какую-нибудь западную пьесу, то там у них бог знает что происходит!» Юра думал о том, чтобы вместе с Раневской что-то сыграть, но у нее уже было немного сил.

Однажды он шел с коляской, в которой лежал Филипп, и тут Фаина Георгиевна навстречу: «Юрочка, что это у вас там? Можно посмотреть?» Долго смотрела, потом произнесла: «Какая прелесть! Обожаю сосунков! Но как же так, вы же много работаете, и Катенька тоже, с кем же маленький?» Отвечает: «У нас есть няня». — «Сейчас надо рожать вместе с нянями, причем сначала няню. А то все няни и домработницы ушли в артистки, и преимущественно — в Театр Моссовета». Даже когда она просто говорила о чем-то обыденном, это перемежалось с остротами, так ее мозг был устроен. За ней хотелось записывать.

— Екатерина Георгиевна, а какие роли мужа произвели на вас наибольшее впечатление?

— В первый раз я приехала в Ленинград посмотреть спектакль «После казни прошу…», где Юра играл лейтенанта Шмидта. И хотя в это время мы с ним уже встречались, я вышла после спектакля с четким пониманием, что пропала. Я только не могла разобраться, в кого же так безумно влюбилась — в артиста Юру Тараторкина или в лейтенанта Шмидта...

«Поклонниц всегда было дикое количество. По улице с ним ходить было невозможно. Но Юра не получал кайфа от этого, вниманию к своей персоне не радовался. Скромный был, при этом очень интеллигентный, поэтому послать никого не мог и выслушивал разные излияния» С Евгенией Симоновой в фильме «Рассказ неизвестного человека». 1980 г. Мосфильм-инфо

А одна из его последних работ — в спектакле «Не будите мадам». На премьере я была потрясена. Вышла из зала и думала: «Какой там лейтенант Шмидт! Я этого Жюльена Палюша, которого Юра играл, боготворю, я в него влюблена до полусмерти!» Потом я смотрела этот спектакль огромное количество раз. И однажды сказала ему: «Я наконец открыла в тебе то, что просмотрела». И знаете, он до сих пор продолжает меня удивлять! Незадолго до его нынешнего юбилея мне кто-то позвонил с телевидения и задал вопрос: «Мы прочли интервью Георгия Георгиевича, данное в Иркутске, где он играл Колчака. И на вопрос, сможет ли он в одном предложении охарактеризовать, кто его жена, он подумал и сказал: «Абсолютно непредсказуемая и очень надежная». Я в первый раз это услышала только сейчас!

— Он играл в Иркутске?

— Это тоже мистика. Гена Шапошников, работавший тогда художественным руководителем иркутского театра, нашел пьесу о Колчаке и говорит: «Я мечтаю, чтобы Юра сыграл Колчака, помоги мне». Но это же Иркутск, лететь из Москвы 5—6 часов! Я пообещала: «Попробую помочь». А надо сказать, меня воспитывал дедушка (родители были писатели, много работали), и он когда-то был офицером армии Колчака. Дед мне много рассказывал о том времени, записки свои оставил. После разгрома Колчака он бежал в Харбин с генералом Пепеляевым, там открыл свой ресторан, он замечательно готовил. Его пельмени и жареная картошка — мои любимые детские блюда. Когда дедушка ушел, я поняла, что очень много ему недодала: любви, тепла, внимания. И тут воспользовалась запрещенным приемом. Говорю Юре: «Слушай, Гена предлагает замечательную роль, не отказывайся. Сделай это для моего деда, только мы с тобой будем знать, что это ему посвящается, это память о нем». И он понял. Конечно, решающую роль сыграла сама личность Колчака. Юра стал летать в Иркутск и играть в спектакле. Причем делал это фантастически! Одна из самых мощных его ролей. Колчак и погиб в Иркутске, и я там родилась. Опять все сошлось! Когда Юру спрашивали: «Как же вы так далеко ездите играть спектакль?» — он отвечал: «Да, до театра далеко, а до судьбы близко».

— Однажды вам с мужем удалось сыграть вместе в фильме «Дела сердечные». Как с ним работалось на площадке, какие воспоминания остались?

— Ужасно было. Я вообще никогда не понимала: как близкие люди могут кого-то играть, изображать, произносить чужой текст? Для меня это была мука смертельная. По сценарию у наших героев романтические отношения, но мне было неудобно использовать какие-то краски из нашей жизни — обнять, поцеловать так, как я это обычно делала. Думала: «Почему я должна это на продажу выставлять? Не хочу». И Юра тоже испытывал дискомфорт.

Интересный факт

«Когда в апреле 1970-го мы поженились, у друзей тут же родилась шутка: «Вот тебе и наказание за преступление», — рассказывал Георгий Георгиевич. — А замечательная, чудная Катя говорила: «Не может быть фамилии Тараторкин, это прозвище». Первые несколько лет Георгий и Екатерина жили на два города — Тараторкин играл в ленинградском ТЮЗе, а Маркова служила в столичном «Современнике».

С Ольгой Остроумовой в спектакле «Римская комедия». 2014 г. Legion-media

Более того, позже, с подачи одного хорошего режиссера мы пытались репетировать замечательную пьесу на двоих. У нас было две-три репетиции. Как на Юру нашел какой-то столбняк, так и на меня. Этот бедный режиссер пытался нас как-то растормошить. Но на третьей репетиции сказал: «Нет, ребята, не пойдет».

— Ваша актерская карьера, так блистательно начавшаяся с фильма «...А зори здесь тихие», однажды внезапно прервалась — вы ушли из «Современника». Почему?

— О «Зорях...» уже много сказано. Но в прошлом году ко Дню Победы в парке «Патриот» рядом с роскошным военным храмом решили поставить огромный памятник «Подвигу женщин». И Шойгу сказал: «Не думайте долго, возьмите девочек из «Зорь...» и прямо по ним создайте памятник в полный рост, чтобы было сходство». Так нас увековечили в бронзе в самом центре парка.

Что касается «Современника»… Проработав там какое-то время, я увлеклась писательством. Моя первая повесть была «Чужой звонок». Помню, как написала ее и принесла в журнал «Юность», тогда очень популярный. Как я уже говорила, мои мама с папой были писатели, и, с точки зрения редактора, это выглядело так: писательская дочка-актриса приперлась со своей рукописью. Редактор протянула за ней руку, потом убрала и говорит: «Надеюсь, это не про театр?» Отвечаю: «Нет-нет». Она: «Ну хорошо, когда-нибудь прочту». И вдруг звонит через несколько дней и сообщает: «Все, Борис Полевой прочел, и мы ставим вашу повесть в следующий номер, это то, что нам нужно». Я забирала тогда мешки писем от читателей со всей страны. Так началась моя новая профессия. И вот представьте себе, сижу я на репетиции спектакля «Три сестры» и три часа жду, когда будут мои сцены. Сижу и думаю: «Так, сейчас я бы уже пять страниц текста написала». Или утром, например, репетиция, а вечером спектакль. И я понимаю: если в паузе начну что-то писать, то не успею себя переключить на спектакль. Однажды попыталась и поняла, что и та, и другая профессия — и литература, и актерское существование — они мстительные. Или отдавайся им целиком, или ничего не получится. 

Театр «Современник» феноменальный по актерскому ремеслу. Как говорят, «самый актерский театр в Москве», и я счастлива, что проработала там столько лет. Вместе с тем он очень непростой — много энергии и сил уходит на то, что вокруг спектакля. Потому что там все личности, со своими характерами, сумасшедшими амбициями. Помню, Рощин принес очередную пьесу «Спешите делать добро», и там есть пара любовников. Все выписано хорошо, пьеса прекрасная. Подхожу к распределению, и у меня ноги становятся ватными. Героиня — я, а герой — Валентин Гафт. Думаю: «Это плохо кончится». Потому что у него характер и у меня характер. Так и вышло. На репетиции он запустил в меня графином, который разбился о стену, в меня полетели осколки. А я, недолго думая, схватила со стола что-то тяжелое и запустила в него. А все оттого, что я «наступила» на его текст — раньше сказала свою реплику. Галина Борисовна Волчек кричит: «Ребята, прекратите немедленно!» Ей пришлось нас разнимать в прямом смысле. И для театра «Современник» это нормально. Там градус существования очень высокий не только на сцене, но и на репетициях. 

С Евгенией Гайдуковой в спектакле «Колчак». 2006 г. Александр Саверкин/ТАСС

Может, это и хорошо, но мне стало мешать. Я просто отдавала себе отчет, что много времени провожу впустую. По этой же причине я отказывалась сниматься в кино. Потому что там иногда полсмены сидишь, а заниматься ничем не можешь, нельзя сесть в уголочек и сочинять что-то. Вы знаете, Галина Борисовна сначала мне не поверила, что я ухожу не в другой театр, а вообще из профессии. Но когда поняла, что я не обманула, через два года позвонила мне: «Слушай, в «Три сестры»-то хоть вернись. Там играют хорошие актрисы, но это не то. Потому что ты выпускала этот спектакль и роль построена в твоем рисунке». Я вернулась в «Современник» играть этот спектакль. Но ни «Фантазии Фарятьева», ни «Спешите делать добро» играть не стала. Потому что понимала — если один раз согласишься, впряжешься в эту упряжку.

— На этом и закончилась актриса Екатерина Маркова?

— Нет. После этого в Театре киноактера Гена Шапошников поставил «Чайку», и я там играла Аркадину, спектакль долго шел на этой сцене. А в начале 2000-х два замечательных грузинских драматурга Петр Хотяновский и Инга Гаручава написали пьесу «Прощеное воскресенье». Это был моноспектакль. Там героиня Саломея приезжает в полуразрушенный дом своего детства и в течение двух часов вспоминает всю свою жизнь, людей, которые были ей близки и уже ушли, выясняет с ними отношения, чтобы простить. Я прочла пьесу и заболела ею. Поняла, что если не сыграю ее, то умру. Вдруг во мне заново проснулась актриса! И я пошла в Театр Наций, думала: сейчас получу от ворот поворот. Но они заинтересовались. Я позвонила Шапошникову, сказала, что хоть семь лет и не выходила на сцену, очень хочу сыграть. И все сложилось! Управление культуры выделило деньги, премьера состоялась. Когда сын Филипп узнал дату премьеры, сказал: «А ты знаешь, что в этот день действительно Прощеное воскресенье?» Я сама и не сообразила! Но вот опять — мистика…

— Екатерина Георгиевна, а ваш муж успел погордиться своими детьми?

— Да! Они с Аней сыграли замечательный спектакль «Американские горки». Эту же пьесу в Париже играл Делон со своей дочерью. Сейчас Аня служит в РАМТе и достаточно востребована. Тоже фанат профессии, как отец.

Георгий Тараторкин и Екатерина Маркова счастливо прожили в браке почти 50 лет. Их сын Филипп стал ученым-историком, а дочь Анна — актрисой С дочерью Анной и женой Екатериной Марковой. 2014 г. Юрий Феклистов

— Вы же не хотели, чтобы она стала актрисой?

— Решительно нет! В «Современнике» я играла Наденьку в «Обыкновенной истории». Однажды во время гастролей я вдруг упала на улице. Вышеупомянутый Гафт подобрал меня на тротуаре и отнес в номер. «Скорая» приехала и сказала: «У нее давление 200 на 100. Ей нельзя играть, даже вставать нельзя!» Пытались быстро ввести Асю Вознесенскую, она три часа учила текст, потом пришла ко мне зареванная и говорит: «Катька, он у меня не учится!» Я говорю: «Знаю, Гончарова трудно учить». Приходит Табаков: «Ну что делать? «Скорая» будет за кулисами, можешь ничего не говорить, просто прислонись там к стеночке и стой, я все скажу за себя и за тебя». Меня привезли, заиграла музыка, и я, как цирковая лошадь, понеслась по кругу, согласно мизансцене. Вижу за кулисами Табакова с круглыми глазами. 

После спектакля он сказал: «Ты лучше никогда не играла!» Потом я приехала в гостиницу и рухнула на кровать. Так что актерская профессия — мама дорогая! Но мне не удалось уберечь от этой участи ни дочь, ни внука. Когда Миша, сын Филиппа, захотел поступать на актерский, для нас это стало неожиданностью. Мишка поехал в Питер, поступил и в этом году заканчивает актерский факультет у Льва Додина. Он очень похож на деда. Что интересно, Юра в свое время сыграл Подхалюзина в спектакле Додина «Свои люди — сочтемся». Волею судеб Миша сейчас репетирует Подхалюзина в этом же спектакле…

— Екатерина Георгиевна, вы не хотите написать книгу о муже?

— Я пыталась. Но он не впихивается в книгу. То, что я хотела бы написать, не формулируется, в слова не переводится! Мне это так же тяжело, как было с ним играть. Я заставляла себя, злилась. Без толку! Недавно директор издательства тоже спрашивала: «Где книга воспоминаний?» Но нет, не получится.