Ветеран СВО Михаил Смирнов отслужил штурмовиком, снайпером и оператором БПЛА

«Мы с моим учителем-снайпером хотели получить звание Героя России, а для этого нужна сотня уничтоженных целей. И мы в итоге счет превысили почти в три раза». Ветеран СВО Михаил Смирнов рассказал газете ВЗГЛЯД о том, в чем заключается искусство снайперского боя и какой совет опытного бойца помог ему остаться психологически устойчивым на войне. Житель Тверской области Михаил Смирнов больше года провел в зоне спецоперации — сначала штурмовиком, потом снайпером, а потом оператором БПЛА. Почему ему пришлось менять боевые специальности? По каким признакам снайпер выбирает приоритетную цель? Нужна ли ветеранам психологическая помощь? Об этом и многом другом Михаил Смирнов рассказал газете ВЗГЛЯД. ВЗГЛЯД: Михаил, чем вы занимались до спецоперации? Михаил Смирнов: Я был индивидуальным предпринимателем, имел свое небольшое кафе. ВЗГЛЯД: Получили повестку после объявления частичной мобилизации? М. С. : Нет, я и не мог ее получить. Мне еще при прохождении медкомиссии по призыву на срочную службу дали категорию «В». С этой категорией я мог пойти в армию только по собственному желанию. И когда мои знакомые стали уходить на передовую, я понял, что и мне пора — как каждому мужчине, который обязан защищать свою страну. Обратился в военкомат, собрал документы. ВЗГЛЯД: Как ваши близкие отреагировали на это решение? М. С. : О своем намерении я заранее сказал только отцу и одному другу. Отец, конечно, не обрадовался, но и против не был. Понимал, что отговаривать меня бесполезно. А маме я сообщил только в день отъезда — поставил перед фактом. Она очень переживала, это известие ей тяжело далось. ВЗГЛЯД: На какую воинскую специальность вас распределили? М. С. : Тогда, в 2023-м году не хватало штурмовиков. И меня из учебки забрали в штурмовики. Мы приехали в военную часть, и уже через два дня нас направили на штурм. Воевали на краснолиманском направлении — города Сватово, Кременная. В том числе сражались в боях за Макеевку. ВЗГЛЯД: Как вам показалась военная служба, особенно в роли штурмовика? М. С. : Не скажу, что радовался, но и не скажу, что плохо было. Сначала было тяжело, но я быстро привык. Непривычной казалась военная дисциплина — устав, режим, командиры, обязательные задачи. Довольно скоро пришло осознание, что штурмовик — это самая опасная военная профессия. И самое в ней тяжелое — это дойти до позиции, которую надо штурмовать. Если дошел, то 70% дела выполнено. ВЗГЛЯД: Какой штурм запомнился больше всего? М. С. : Был такой забавный эпизод: как-то, укрываясь от огня, запрыгиваю во вражескую траншею — а там прямо передо мной два парня. Не наши. Молодые совсем. И они не открывают огонь — а наоборот, прямо перед собой бросают автоматы. В плен сдались, говорят: «Не хотим воевать». ВЗГЛЯД: А могли бы открыть огонь. М. С. : Я даже больше скажу. Мне нужно было их сутки передержать у себя в блиндаже. Мы спали рядом, я их даже не связывал — и они спокойно могли взять заряженный автомат, который стоял рядом со мной. Но я понимал, что ни им, ни мне это не надо. Но уже во втором моем крупном штурме я попал под миномет, пробило осколками легкое и селезенку. Медики мне сказали: «Жить будешь». Ну, говорю, раз жить буду, то я обратно на передовую. Но в штурма ходить уже тяжело было. Первое время даже броню носить не мог. ВЗГЛЯД: Много было ранений? М. С. : Четыре. Но все, к счастью, не слишком тяжелые, не фатальные. Хотя, например, третье ранение я получил при обстоятельствах, когда мог бы и погибнуть. Нас, группу в 12 человек, тогда взяли в кольцо. Силы противника значительно превосходили. Командир погиб, а из оставшихся бойцов я оказался самым опытным. Товарищи попросили меня взять командование на себя. А что делать? Либо в плен сдаваться, либо до конца стоять. Я так и сказал: «Либо мы что-то делаем, либо мы тут и останемся». Нам повезло — мы находились на только что захваченной позиции противника. Было много трофейных пулеметов, и патронов столько, что можно было бы до сих пор отстреливаться. Мы просто в круговую оборону встали и отбились. Часов шесть были в окружении. И минометы, и артиллерия, и танк по нам работал. И дроны — это вообще самое противное. Но ничего, пережили. ВЗГЛЯД: Как вам это удалось? М. С. : Стемнело. И я думаю, в какой-то момент вэсэушники поняли, что мы тут останемся до конца. Мы в итоге увидели, что противник уходит — у них было много тяжелораненых, надо было их эвакуировать. Мы с украинцами просто переглянулись и разошлись. Потом, после штурмов, меня посадили командиром БТР-82. Занимались доставкой штурмовых групп на передовую. А вскоре после этого познакомился с одним бойцом — снайпером, и он мне предложил попробовать освоить снайперское дело. Так я стал снайпером. ВЗГЛЯД: Как выглядела ваша снайперская работа? М. С. : Я был в ДРГ (Диверсионно-разведывательная группа — прим. ВЗГЛЯД), то есть мы заходили в тыл к противнику. Делали себе позицию, лежанку — и могли лежать неделю, пока ждали кого-то. Я тяжелый снайпер, стрелял, как правило, на дистанции свыше километра. ВЗГЛЯД: Для этого нужна очень особенная винтовка. М. С. : У меня был «Сумрак» (СВЛК-14С — сверхдальнобойная снайперская винтовка из семейства винтовок Лобаева, — прим. ВЗГЛЯД). Мне ее подарил товарищ, который меня учил снайперскому делу. Он уже был в возрасте и отказался быть снайпером. Я встал на его место и получил эту винтовку. ВЗГЛЯД: На каком наибольшем расстоянии вам удалось поразить цель? М. С. : 1600 метров. Мне повезло — со мной тогда был второй номер, как раз мой товарищ, который меня обучал. Он подсказал, как настроить оружие для выстрела, и я просто нажал на курок. Так что это скорее его выстрел. Но в основном я предпочитал работать в одиночку. Не мог найти надежного напарника. ВЗГЛЯД: У снайпера есть приоритетные цели? М. С. : Основная цель — офицеры. ВЗГЛЯД: Они же не носят погоны на фронте. Как вы их издалека отличали? М. С. : Если в группе противника шли хотя бы человека три-четыре, то сразу видно: самый чистый — это командир. Все остальные в грязи. ВЗГЛЯД: Какие приборы и инструменты, кроме самого оружия, использует сегодня снайпер в зоне боевых действий? М. С. : Стандартно — дальномер, глушитель, бинокль, лопата, защитные костюмы, решетка на прицел — такая сеточка в виде пчелиных сот, чтобы бликов не было. Ну и конечно, телефон. С его помощью можно пользоваться приложением для снайперов. Оно сильно упрощает жизнь: указываешь расстояние, высоту, ветер, и приложение рассчитывает, как настроить прицел. Но телефоном не всегда есть возможность пользоваться — от него же идут свет, тепло. Демаскирует. ВЗГЛЯД: А как вы добивались того, чтобы противник вас не обнаружил? М. С. : О, это большое искусство. У меня было защитное пончо — в нем человека не видно ни в тепловизор, ни в прибор ночного видения. Закапываешься где-нибудь, делаешь снайперскую лежанку, закидываешься листьями и лежишь. Стараешься не двигаться и даже дышать как можно меньше. Оборудуешь 3-4 позиции. С каждой один-два раза выстрелишь — и все, уходишь. Спустя какое-то время туда начнут накидывать из орудий — это 100%. Снайперов никто не любит — ни свои, ни противник. ВЗГЛЯД: Понятно, почему снайперов не любят враги. А почему свои? М. С. : Как правило, у меня не было своих позиций. Я ходил там, где находилась пехота. Приходил, делал свое дело и уходил. А они-то оставались! И огребали потом от противника из-за меня. Были ситуации, когда меня вообще прогоняли с позиций, где ребята сидят. ВЗГЛЯД: Но ведь если вам удастся уничтожить офицеров противника, то и пехоте будет легче на этом направлении. М. С. : Да. Но когда удается ликвидировать кого-то серьезного, потом вэсэушники целую неделю из укрытий выйти не дают — мощно обстреливают. И я понимал, что на меня самого противник ведет охоту. Винтовка «Сумрак» и так очень большая, а с глушителем и вообще чуть ли ни два метра. При виде меня все сразу понимают, что я из группы снайперов. И однажды мне попало прямо в голову. Судя по удару и калибру, пулей из СВД [7,62-мм снайперская винтовка Драгунова — прим. ВЗГЛЯД]. К счастью, обошлось — пуля прошла по касательной, осталась только царапина. Шлем защитил. ВЗГЛЯД: Как долго вы служили снайпером? М. С. : Несколько месяцев. Мы с моим учителем-снайпером хотели получить звание Героя России, а для этого нужна сотня уничтоженных целей. И мы в итоге счет превысили почти в три раза. ВЗГЛЯД: Триста целей поразили? М. С. : Примерно. Двести с лишним точно. ВЗГЛЯД: А как можно доказать, что цель действительно ликвидирована? М. С. : С помощью видеофиксации. Могут использоваться телефон, прицел, бинокль, оснащенные видеокамерами. Я с собой носил еще дрон, чтобы он фиксировал момент поражения. ВЗГЛЯД: Почему же вы в итоге не Герой России? М. С. : Так получилось, что у нас потерялся телефон, на котором были зафиксированы все попадания. И хотя мы передавали все видео в штаб, звезды Героев России мы не получили. Но я не в обиде. Ну и потом, в какой-то момент снайперское дело мне надоело. Я понимал, что чем дальше, тем продолжать снайперскую работу все более опасно, особенно с учетом того, что я работал в одиночку. Если у меня будет какое-то серьезное ранение, то я там же на позиции и останусь — никто про меня и не узнает, помощь не окажет. Да и не мое это, честно говоря. Счет мы добили, цель исполнена… Мне хотелось развиваться, изучать что-то новое. И когда у меня появилась возможность, я перешел в операторы БПЛА. Тем более что я изначально хотел работать с беспилотниками. ВЗГЛЯД: Вас легко отпустили из снайперов в операторы беспилотников? М. С. : У меня был понимающий командир. Я пришел к нему, рассказал, что хочу, что умею — и меня взяли оператором БПЛА. Тем более что в тот момент у нас снайперы в батальоне уже были, а опытных бэпэлэашников еще не было. В итоге я выполнял ударные функции, работал на «камикадзе». Мы сами собирали беспилотники из всего, что было, получалось дешево и практично. ВЗГЛЯД: Какую самую «жирную» цель вы уничтожили? М. С. : «Абрамс» (основной боевой танк производства США — прим. ВЗГЛЯД). Мы его «разули», то есть обездвижили. А уже другие ребята его добили. Также было много БМП «Брэдли» (боевая машина пехоты производства США — прим. ВЗГЛЯД). Они бестолковые и очень хорошо горят, поэтому их счет мы особо не вели. У нас был парень, который очень хорошо знал «Бредли», он подсказывал, куда бить. И нам очень повезло: почти у всех БМП, которые мы поджигали, были открыты люки. Это значительно упрощало работу. Мне нравилась эта работа, хотелось бы и подольше поработать — но тут я получил тяжелое ранение и больше не смог. На эту тему Ветеран СВО Сергей Тарасюк: В штабе штурмовал горы бумаг военной бюрократии Ветеран СВО Ян Основин из кресла в федеральном министерстве перешел в войсковую разведку и обратно Ветеран СВО Кирилл Назаренко: В плену нам сказали, что мы — «обменный фонд» ВЗГЛЯД: Что случилось? М. С. : Я тогда уже был командиром взвода БПЛА. Один из моих бойцов попал под огонь. Я по рации докладываю: нужна эвакуация. А мне отвечают, что там, где это произошло, все еще идет бой, и отправлять эвакуационную группу очень опасно: из-за одного человека можно еще четверых потерять. И тут я понимаю: если сам не пойду спасать раненого, буду до конца жизни себя в его смерти винить. Я взял все, что мне под руку попалось: какую-то броню, СВД — и побежал. Меня успели предупредить, что там работает вражеский снайпер, который как раз и ждет нашу эвакуационную группу. Я сел метрах в ста от раненого бойца и начал слушать. Там как раз наши разведчики проходили, и снайпер начал по ним работать. Я обнаружил снайпера ВСУ и ликвидировал его, спасибо моему снайперскому опыту. Подбежал к своему человеку, вижу, что ему ногу оторвало. Пережгутовал, скинул броню с него и себя и понес… ВЗГЛЯД: Далеко пришлось нести? М. С. : 10 км по спускам, подъемам… Ну а что было делать? Причем последний километр — это полностью открытая дорога. Ни кустов, ничего. Я почти донес уже до точки эвакуации. Оставалось всего метров 200, — и тут слышу, что подлетает дрон, характерный щелчок гранаты… И граната у меня прямо под ногой взорвалась. На адреналине удалось дойти до точки эвакуации и товарища медикам передать. После этого мне дали категорию «Д» — полностью не годен. В ноябре 2024 года уволили из армии. Ранение оказалось серьезным. ВЗГЛЯД: Насколько серьезным? М. С. : Ну, главное — нога осталась, хоть и плохо работает, пальцы не разгибаются. Мне встретились очень хорошие врачи. Хоть я уже уволен из армии, но они до сих пор мне помогают. Благодаря им нога потихоньку восстанавливается. ВЗГЛЯД: И как сейчас выглядит ваша жизнь? По-прежнему держите свое кафе? М. С. : Нет, кафе закрылось, когда я был на передовой, так как некому было следить за ним — но мне кажется, что моя жизнь с довоенных времен не особо изменилась. Сейчас я ищу новую нишу, чтобы открыть дело. Я просто очень дотошный человек. Если что-то начинаю, во всем разберусь, все варианты переберу — и потом уже буду делать. Вот сейчас и перебираю. И для нового дела, думаю, пригодятся выплаты за военную службу и за ранение. ВЗГЛЯД: Все получили, как положено, без проблем? М. С. : Хотел бы выразить большую благодарность фонду «Защитники Отечества». Когда я уволился из армии, не знал, куда обращаться для получения выплат — и они мне больше всего помогли. Помогли решить и сложности со страховой компанией, которая потеряла одну важную бумагу. Сейчас этот документ еще восстанавливается, жду страховки. Именно фонд «Защитники Отечества» дал мне возможность вести в школах уроки мужества для детей, и мне это очень нравится. Благодаря их участию я сейчас как ветеран бесплатно прохожу обучение в тверском институте «Верхневолжье» по специализации «Юриспруденция». К сожалению, я в свое время высшему образованию не отучился, и сейчас наверстываю упущенное. ВЗГЛЯД: В фонде предлагали психологическую помощь? М. С. : Да, но я отказался. Думаю, что такая помощь мне не нужна. Хотя я знаю ветеранов, которым это действительно требуется. Им часто снится война, некоторые даже за бутылку берутся. Я многих привожу в фонд «Защитники Отечества» и рекомендую: записывайтесь к психологу, вам это надо. Мне многие говорили, что это как-то не по-мужски. Но в этом нет ничего плохого. Я бы не боялся, а хотя бы попробовал. ВЗГЛЯД: А вам что помогло сохранить психическую устойчивость в ходе боевых действий? М. С. : Я от природы очень спокойный, неконфликтный, ко всему отношусь с улыбкой. Кроме того, когда я уходил на фронт, один мужчина, прошедший Чеченскую войну, мне сказал: «Относись ко всему, как будто ты телевизор смотришь. Не воспринимай это все за чистую монету. Так проще будет». Этот совет мне реально помог. Когда я вернулся, то многих старых знакомых спрашивал — изменился я или нет. Все говорят, что нет, и я тоже так думаю. Да и моя девушка считает главным то, что я остался адекватным. ВЗГЛЯД: Какие-то навыки, полученные вами на военной службе, могут вам пригодиться в мирной жизни? М. С. : Знания в сфере БПЛА. Я с беспилотниками имел дело и на СВО, и до этого. Сейчас я обучаю управлению БПЛА детей, а также людей, которые хотят поехать за ленточку. Да и ребята с фронта присылают мне на ремонт подбитые трофейные дроны. ВЗГЛЯД: Поддерживаете контакт со свой воинской частью? М. С. : С товарищами, которых знаю лично. Также периодически заглядываю в наш госпиталь, чтобы там с ребятами поболтать. Помогаю им чем могу. Самое банальное — принести в госпиталь какие-нибудь сигареты или шоколадки. По себе знаю, что этого больше всего там хочется. ВЗГЛЯД: Вам всего 25 лет. Каким вы видите свое будущее? М. С. : У меня нет каких-то особых планов, главное — найти себя в мирной жизни. Планирую жениться, продолжать вести уроки мужества, просвещать детей, изучать что-то новое. И, пока идет спецоперация, по-прежнему помогать моим ребятам в зоне боевых действий.