Щитовой СОБРа рассказал о разнице в борьбе с преступниками и бою на передовой

Мой собеседник служил в правоохранительных органах Украины, а в 2014 году решил остаться в Донецке с народом и перешел в формирующуюся полицию молодой Донецкой Народной Республики. Позднее он участвовал в СВО, а сейчас является сотрудником специального отряда быстрого реагирования «Восток-Донецк» главного управления Росгвардии по ДНР. Вячеслав З. (фамилии сотрудников Росгвардии в ДНР указывать нельзя) выполняет особую миссию. Он — щитовой в группе захвата. И подобно средневековому рыцарю идет впереди, прикрывая товарищей. Вячеслав рассказал корреспонденту «РГ», чем отличалась полиция ДНР от украинской милиции, как в непростых условиях становления республики приходилось без оружия защищать порядок в Донецке, что чувствует человек с щитом, в которого летят пули преступников, и в чем принципиальная разница между такой работой и траншейной войной на передовой. Практичные уехали, идейные остались Вячеслав, когда вы начали службу в органах правопорядка? Вячеслав З. : В 2011 году во внутренних войсках МВД Украины. После этого я служил в украинской милиции. В 2014 году, когда начался Майдан, туда отправили сотрудников украинских спецподразделений «Беркут» и «Барс», военнослужащих внутренних войск и сотрудников ППС. Мы работали в райотделах, и нас оставили в резерве. Поэтому на Майдан я не попал, к сожалению. А может быть, и к счастью. К сожалению, потому что мне хотелось принять участие в разгоне всего этого бардака. Я понимал, что Майдан приведет к гражданской войне. Ну а к счастью, потому что милиции запрещали применять силу в необходимом объеме. В результате большое количество сотрудников правоохранительных органов были покалечены и ранены, а некоторые погибли. Как повела себя милиция, когда начались события в Донецке? Вячеслав З. : Она изначально была вместе с народом. Ни одна дубинка не была поднята против дончан, и дончане не предпринимали никаких противоправных действий в отношении сотрудников милиции. И я думал, большинство моих коллег останется здесь. Но в мае-июне поступил приказ: покинуть Донецк и отправиться на территорию, подконтрольную Украине. Отдел, в котором я служил, должен был выезжать в Артемовск. Я сразу отказался. Сказал, что останусь, прекрасно понимая, кто на Украине пришел к власти. В каждом отделе тогда остался кто-то из сотрудников. Были какие-то споры, обсуждения среди ваших коллег? Вячеслав З. : Да, я был свидетелем таких разговоров, но не участвовал в них. Я изначально определился с выбором. И знаете, у меня сложилось впечатление, что те, кто выехал на подконтрольную Украине территорию, либо переживал за свою карьеру и материальные блага, либо опасался, что в Донецк зайдут украинские силовики и начнутся репрессии. Явных сторонников Украины я не видел. И продолжали нести службу по охране правопорядка? Вячеслав З. : Да. Тогда мало кто понимал, что будет дальше. ДНР уже была провозглашена, но республику не признали. Процесс формирования органов власти только начинался. Правда, было ополчение, на которое возлагалась в том числе и функция по поддержанию порядка. Мы тоже продолжали нести дежурства. Но у нас не было огнестрельного оружия, потому что еще в конце февраля руководство МВД Украины его изъяло. По официальной версии — чтобы оружием не завладели протестующие. Мы выполняли свои функции на голом энтузиазме. Полиция ДНР была сформирована 17 июля 2014 года. В нее вошли и оставшиеся милиционеры, и ополченцы, и даже люди с улицы, которые хотели обеспечить безопасность в городе. Все работали за идею, не имея ни нормального вооружения, ни необходимого количества спецсредств. Огнестрельное оружие у нас появилось только в конце августа-начале сентября 2014 года. А в городе, между прочим, действовали и преступники, и диверсионные группы. Какая тогда была криминальная обстановка? Вячеслав З. : Массового разгула преступности не было. Но в смутные времена всегда появляются люди, которые хотят нажиться или самоутвердиться, особенно если у этих людей есть оружие. Иногда мы задерживали вооруженных преступников, используя травматическое оружие, иногда нам на помощь приходили подразделения ополчения. Например, батальон «Восток». Чувствовалась заинтересованность в том, чтобы в городе был порядок. Так удалось снизить до нуля преступления, связанные с наркотиками. С этой заразой жестко боролись и ополченцы, и силовики. Возникали провокации или угрозы со стороны украинских националистов? Вячеслав З. : Помню, мы дежурили в обладминистрации. Огнестрельного оружия еще не было, имелись только комплексы защиты рук и ног, щиты, палки и слезоточивый газ. В соседней комнате проходило совещание. Через дверь было слышно, что в Донецк едет 10 автобусов с вооруженными правосеками (запрещенная в РФ организация «Правый сектор» — прим. «РГ»). И мы, безоружные, прекрасно понимали, что, скорее всего, из этого противостояния живыми уже не выйдем. Каждый по телефону позвонил близким. Спокойно пообщались. Ничего, конечно, о правосеках не сказали, родных не встревожили, однако это было своего рода прощание. Но в тот день к администрации и на улицы города вышли жители Донецка. И, по сути, именно простые дончане тогда остановили и заставили развернуться автобусы с вооруженными людьми. В тот момент я по-настоящему осознал, что мы с народом, а народ — с нами. Вы ощущали разницу между милицией Украины и полицией ДНР? Вячеслав З. : Конечно. Она была колоссальной. Украинская милиция — это коррумпированная структура. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Полиция же ДНР — это совсем другое дело. Туда пришли именно идейные добровольцы. Да, их приходилось многому учить, но они защищали порядок. Преступников задерживали, дебоширов останавливали, нуждающимся в помощи не отказывали. Если надо было рисковать — рисковали. Были, например, ситуации, когда диверсионные группы обстреливали город из минометов. Помню, в одном доме погибли старики под обрушившейся крышей, а в соседнем — беременная женщина, которой осколок попал в горло. И мы под минометным огнем эвакуировали людей. Рядом гремели взрывы, а мы работали. Полиция ДНР и украинская милиция — это небо и земля. Можно ли провести аналогии процесса формирования полиции ДНР в молодой республике с тем, как начинала действовать милиция после революции, с ситуацией в правоохранительных органах после Великой Отечественной войны? Вячеслав З. : Я не очень люблю сравнение эпох из-за разницы идеологий, социальных и политических процессов, но что-то похожее есть. В подобных непростых условиях всегда появляются люди с идеей и стержнем, которые действуют схожим образом. И в конце концов итог один. У нас, как и в те времена, происходило упорядочивание во всех направлениях, развивались государственные структуры, ополчение становилось армией, различные подразделения входили в состав силовых структур, начинали действовать суды, прокуратура, органы исполнительной власти. И к 2015-2016-му годам в ДНР уже сформировалось полноценное правовое государство. С СВО — в СОБР Вы являетесь участником СВО. Какие задачи приходилось выполнять на поле боя? Вячеслав З. : В составе одного из отдельных батальонов внутренних войск ДНР я принимал участие в штурме Мариуполя. В микрорайоне Восточный мы под обстрелом танков и минометов ВСУ продвигались к маслозаводу «Сателлит», который в итоге противник оставил. Также мы участвовали в боях за завод имени Ильича и за промзону «Азовстали». А позднее — в угледарской операции. Здесь пришлось перестраиваться с тактики городских боев на боевые действия в открытом поле с редкими лесополосами. Порой приходилось с легким вооружением воевать с противником, использовавшим артиллерию, танки и минометы. Это был сложный период. Из-за особенностей местности та сторона, которая выдвигалась вперед, сразу оказывалась под обстрелом в голом поле и несла потери. Мы также отражали контрнаступление ВСУ в районе Новодонецкого и Новомайорского и отбили все атаки противника, сковав его немалые силы, что впоследствии способствовало освобождению Угледара и Великой Новоселовки. Однажды мне пришлось в составе эвакуационной группы вытаскивать раненого бойца с позиций, которые находились всего метрах в 50 от противника. Окопы располагались в лесополосе, где от деревьев практически ничего не осталось. Мы двигались туда пешком 8 км, а потом тащили раненого обратно. Тоже пешком, с оружием и броней. Нас тогда атаковал дрон, но промазал. Помню, на следующий день я заступил на передовую позицию, на которой за сутки было 70-80 прилетов. А потом четверо суток — ни одного выстрела. Словно нас накрыло куполом. И такое тоже бывало. В декабре 2023 года нас вывели с позиций, а в мае 2024-го я поступил на службу в СОБР. Эта служба отличается от того, что вы делали раньше? Вячеслав З. : Скорее она стала синтезом всего того, что я делал раньше. Тут присутствуют элементы и военной, и полицейской работы. Как и во время боя, приходится порой действовать против вооруженного противника, но в законодательном поле мирного времени. Первый огневой контакт, кстати, произошел вскоре после моего прихода в подразделение. Расскажите об этом подробнее? Вячеслав З. : Мы задерживали вооруженного преступника. По оперативной информации, он прятался в квартире товарища. Мы зашли туда. Я в группе захвата выполняю функции щитового и иду первым, прикрывая щитом себя и остальных. В тот раз у меня был щит 5 класса защиты «Булат-5». Все происходившее в квартире заняло 2-3 секунды, но для меня время тогда словно бы замедлилось. Сквозь триплекс щита я увидел, что на кухне на маленьком диванчике, вытянув руки, лежит человек. В первый момент мне показалось, что он сдается, но потом я заметил у него в руках предмет. Это был пистолет. Я еще удивился тому, что он в меня целится. Даю команду бросить ствол. Преступник открывает огонь. Я даже не почувствовал удара пули в щит, только увидел, как треснул триплекс на щите. Преступника удалось обезвредить, больше никто не пострадал. В другой раз мы задерживали лидера преступной группы, которая убивала стариков за деньги. Была информация, что лидер группировки вооружен и будет оказывать сопротивление, но, когда мы вошли, он испугался и сразу упал на пол. Я в тот момент сформулировал для себя, почему я служу в СОБРе. Чтобы таким людям, как этот убийца, было страшно. Это своего рода возмездие. Ведь когда они убивают, им не страшно. А зло должно бояться. Возможно, когда у преступника появится мысль совершить что-то противозаконное, он вспомнит нашу щитовую группу захвата и откажется от этих намерений. А с диверсантами приходилось иметь дело? Вячеслав З. : Мы выезжали на задержание диверсанта, который с помощью взрывного устройства убил одного человека и ранил другого. Но по адресу, где он должен был находиться, никого не оказалось. Его задержала другая группа в другой квартире. Впрочем, я думаю, основная работа в этом направлении у нас еще впереди. Почему? Вячеслав З. : Как показывает история, чем хуже ситуация у противника на фронте, тем активнее он проводит террористическую и диверсионную работу в тылу. Дай бог, чтобы я ошибся, но мы должны быть готовы ко всему. "Щит с головой" Как работает щитовой в группе? Вячеслав З. : Его нельзя рассматривать как отдельную единицу. В СОБРе важен не только профессионализм каждого бойца, но и их общая слаженность. Это как в футболе, где ведущие клубы показывают результаты лучше, чем сборная из их «звезд». Все дело в сыгранности. В спецназе тоже главное — не концентрация супергероев, а взаимодействие и понимание между бойцами. К самой же работе щитового есть разные подходы. В некоторых подразделениях он несет щит и реагирует на угрозу, но находится под руководством второго номера. Мне ближе принцип «щита с головой». Все-таки когда идешь первым, можешь увидеть то, чего второй номер не заметит, а значит, не успеет среагировать. Какими качествами должен обладать щитовой группы захвата? Вячеслав З. : В первую очередь — это ответственность. Нужно понимать, что за тобой идут люди, за защиту которых отвечаешь именно ты, поэтому нельзя смалодушничать, отступить под огнем, пока не отошли другие. Второе — внимательность. Мир видится через небольшое окошко-триплекс. И через него надо рассмотреть все, что представляет потенциальную угрозу на трех уровнях — нижнем, среднем и высоком. Также необходимо быстро среагировать на любую ситуацию. Важный момент — психологическая устойчивость. Даже под прикрытием бронеплиты 5-6 уровня защиты, нужно быть готовым к рикошетам и к тому, что в любой момент может прилететь пуля из недосмотренного сектора, к которому ты случайно повернулся боком. Ну и, конечно, требуется определенная физическая форма. Вес щита достигает 40 килограмм, и для работы с ним нужна сила и выносливость. Еще нужно учитывать антропометрию. Например, двухметровому здоровяку трудно выполнять функции щитового, ему сложнее будет прикрыть все тело, а другим членам группы неудобно работать из-за его спины. Поэтому предпочтение отдается ребятам среднего роста и крепкого телосложения. Помимо щита какую защиту еще использует щитовой? Вячеслав З. : Шлем с забралом или без. Он может весить от 1,65 до 3,65 кг. Бронежилет весом до 22 кг. Например, тяжелый бронежилет «Топаз» обеспечивает защиту 5 класса на 360 градусов. Конечно, подобные доспехи ограничивают подвижность, но их используют при высокой вероятности огневого контакта. Также имеются определенные спецсредства. Еще нужно нести оружие и боекомплект. Вес моей экипировки — около 70 кг. Какие ощущения испытывает человек с щитом, в которого летят пули? Вячеслав З. : Все происходит на автоматизме. Какие-либо размышления и переживания бывают или до, или после работы. А во время нее машинально действую по определенному алгоритму. Теоретически можно пробить щит? Вячеслав З. : Бронезащита уязвима в той или иной мере. Если в щит было попадание, его меняют, потому что при повторном попадании производитель уже не гарантирует соответствие заявленному классу защиты. В целом, щит 6-го класса способен выдержать пулю из практически любого стрелкового вооружения. Но нужно грамотно держать сектора, не спешить и действовать группой сообща, не стараться проскочить непроверенный участок, полагаясь на «авось». Если нет заложников и эвакуированы гражданские, не нужно гусарствовать, лучше все сделать наверняка. Можно ли использовать принципы работы щитовой группы в траншейной войне? Вячеслав З. : Это все-таки разные вещи. Траншейная война подразумевает использование всех способов для уничтожения противника, у нас такой возможности нет. Обычно мы действуем в плотной застройке, в рамках закона, соблюдая безопасность гражданских лиц. Еще разница заключается в том, что на передовой самое сложное — дойти до позиций противника под огнем артиллерии и атаками дронов, а у нас сложности начинаются при входе в «адрес», где находится преступник. Но, конечно, есть и общие моменты. Например, умение держать сектора. Вы не задумывались о том, что похожи на средневекового рыцаря, идущего с щитом в бой впереди и защищающего других? Вячеслав З. : Вы верно подметили. На самом деле, я вырос на рыцарских романах, и тема средневекового рыцарства мне очень близка. Помню, как в детстве я шел в школу, самый маленький и слабый в классе, и мечтал о том, что когда-то буду как благородный рыцарь сражаться с негодяями. И знаете, бойцы спецподразделения действительно являются рыцарями нашего времени. Тут многое похоже, начиная от отбора кандидатов и заканчивая подготовкой, дисциплиной, отношением к службе. Мне, например, предлагали должности с перспективной карьерой, но я предпочитаю оставаться щитовым и ни разу не пожалел об этом. Я горжусь своей работой. Представляясь, не называю ни свое звание, ни должность, хотя они не самые низкие. Я всегда гордо говорю, что я — щитовой СОБРа. И сейчас понимаю, что всегда так или иначе выполнял эту функцию в жизни.