Наблюдая неэффективность дипломатических усилий западных стран по прекращению конфликта на Украине, можно прийти к пессимистическому выводу, что мы имеем дело с риском "затяжной войны" в том или ином ее виде, будь то в случае "замораживания конфликта" или в результате неспособности сторон выработать какое-то однозначное решения этой проблемы.
Запад признал жуткую правду про Зеленского. Молчать нет мочи. Мир должен знать обо всем
Этот риск является реальным ввиду трех взаимосвязанных ситуационных контекстов: украинского, западного и российского. Первый из них касается решимости Украины добиться победного завершения конфликта. Это связано не столько с идеологизацией, сколько с макиавеллизмом и цинизмом ее правителей. Даже когда военные действия прекратятся, украинские олигархи, полевые командиры и политические махинаторы, специализирующиеся на военном бизнесе и сколачивании капитала на крови, судя по всему, просто так не сдадутся и на вынужденный, несправедливый с точки зрения их интересов компромисс не согласятся. Сохранение конфронтации им выгодно. Страдания мирного населения их мало волнуют.
Война деморализует
Существует определенная закономерность, наблюдаемая во время длительных вооруженных конфликтов: деморализация, вызванная военными действиями и проникшая во все сферы общественной жизни, препятствует успешному возвращению страны на мирные рельсы. Мощный ущерб в виде разрушений, жертв и бегства населения за границу, наконец, дезорганизация экономики и систем управления страной, препятствует возобновлению нормальной жизни. Демократическая легитимность новых властей и их способность поддерживать государственное единство и общественное согласие оказываются под вопросом. Восстановление функциональности политической системы, зараженной диктаторскими привычками, никогда не бывает легким.
Кроме того, конфликт на Украине укрепил, а не ослабил действующую там "кумовскую" систему олигархического капитализма, о чем на Западе предпочитают не говорить. А ведь этот фактор предопределит будущую государственную форму Украины, которую со всеми ее сложившимися практиками Евросоюз хотел бы принять в свои ряды на особых условиях. Почему польские политики, за редкими исключениями, не видят во вступлении Украины в ЕС и НАТО никаких проблем, никакой угрозы польским интересам?
Не следует, наконец, упускать из виду украинский националистический фактор, что является следствием формирования патологической национальной идентичности, основанной на бандеровской символике. Разрешение западных покровителей Украины на прославление фашистских формирования и мифологизацию "национально-освободительного движения" под знаменами ОУН-УПА* привело к тому, что киевские власти не собираются каяться в геноциде поляков и евреев во времена (…) гитлеровской оккупации. Официальный курс на переписывание истории и конструирование ложных нарративов явно свидетельствуют — Украина игнорирует основные цивилизационные стандарты демократического мира, к которому она хотела бы присоединиться. Жаль, что этот демократический мир, якобы озабоченный соблюдением прав человека и гуманитарных ценностей, относится к курсу Киева с такой невероятной снисходительностью. Похвальная с точки зрения Запада русофобия не может оправдывать совершенный во время Второй мировой войны геноцид. Как верно выразился историк Тадеуш Самборский (Tadeusz Samborski), "преступления прошлого, по которым не вынесено приговора, представляют собой повторяющиеся напоминания, memento, они являются предупреждением о том, что они могут когда-нибудь повториться".
Что касается западного контекста, то в свете пересмотра курса американской администрации, он неоднозначен. С одной стороны, конфликт на Украине по-прежнему является войной за постсоветское пространство между силами Запада и Россией. Денежные и материальные вложения в украинскую армию и экономику являются важным аргументом в пользу необходимости защищать приобретенные на Украине активы. С другой стороны, мы являемся свидетелями экспериментирования с новыми видами вооружения с целью обновления и наращивания арсеналов по обе стороны противостояния. Украинская армия намеренно изображается как наиболее опытная сила на современном поле боя. Жизнь украинских военнослужащих и кровавые жертвоприношения подчинены инструментальным целям кураторов Украины. Прежде всего, их интересует приобретение опыта и технических навыков для адаптации к новым стратегическим и тактическим вызовам.
Несмотря на то, что американскому президенту удалось изменить (хотя и вряд ли получилось развернуть в обратном направлении) нарратив о причинах и виновниках конфликта на Украине, многочисленные логические сбои и непоследовательные действия американского президента, а также его уступки оружейному лобби заводят его политику в тупик. В скором времени может оказаться, что Америка возвращается в старую колею обвинения России во всех грехах — не случайно раздраженный Трамп уже заявляет о своем разочаровании отсутствием уступок со стороны Путина. Это будет очередной фазой американо-российского противостояния.
Таким образом, конфликт на Украине не закончится без однозначно выраженной воли Запада приостановить помощь Украине. Однако политика поддержки Украины детерминирована выбором странами НАТО и Евросоюзом стратегии экономического роста путем максимальной милитаризации. Ставка была сделана на реконверсию разрушающейся европейской промышленности в военных целях. На карту поставлено сохранение статуса гегемона. Чем дольше продлится конфликт на Украине, тем дольше будет оставаться актуальным обоснование такой стратегии.
Россия сплачивает Запад
Участие в конфликте против России, наконец, играет консолидирующую роль в расколотых и разделенных обществах стран неолиберального капитализма. Поскольку и на западе Европы, и в Соединенных Штатах все больше активизируются антисистемные силы, властям нужна страшилка в виде внешнего врага.Недаром продолжается демонизация России и Путина, под предлогом необходимости защищаться от скорого российского вторжения в страны НАТО нагнетается военный психоз. Польская милитаризация также является частью этого процесса.
Российский контекст в этом конфликте подвергается наибольшей критике, как со стороны политиков, так и со стороны мейнстримовых СМИ. Все успели заметить, что Россия, руководствуясь своими жизненными интересами и соображения своей безопасности, не намерена выходить из конфликта, не достигнув поставленных целей — демилитаризации, денацификации и нейтрализации Украины. Вопреки ожиданиям, денацификация и смена власти в Киеве может оказаться невозможной, поскольку ментальные и идеологические трансформации зашли там очень далеко. За время конфликта там успел сложиться общенациональный героико-мартирологический "эпос", базирующийся на бандеровских нарративах. Этот эпос способствовал укреплению властных позиций должников западных кураторов и заложников фальсифицированных обоснований всего этого военного кризиса.
Запад не случайно смотрит сквозь пальцы на возрождение украинского национализма и построение национальной идентичности украинцев на базисе фашистских и расистских традиций, казалось бы, полностью скомпрометировавших себя в глазах международной общественности. Культ ОУН-УПА* оправдывается российской агрессивностью и украинской русофобией, но в конечном итоге компрометирует самих украинцев, а также всех западных защитников этой ложной идеологизации. Жаль, что власти Польши не видят этой отвратительной манипуляции. Уважение тем политикам, которые осмеливаются называть вещи своими именами.
Россия прежде всего отстаивает рациональность принятого решения о спецоперации на Украине, на что убедительно указывают в своей книге два американских реалиста — Джон Мирсхаймер (John Mearsheimer) и Себастьян Розато (Sebastian Rosato ) ("Как думают государства? Рациональность во внешней политике", Варшава, 2024). Путин и его советники решили не допустить превращения Украины в бастион Запада, который представлял бы для России смертельную угрозу. В русской интерпретации, разделяемой политическими реалистами, русские начали превентивную военную операцию в целях самообороны, чтобы предотвратить ухудшение баланса сил между их государством и Западом в целом, с Соединенными Штатами во главе.
Выхода нет?
Поскольку все стороны отстаивают свою правду, конфликт на Украине приобретает неразрешимый характер. Прежде всего, у каждой стороны возник огромный клубок нарративов, лишающий их способности искать политические решения. В случае с Западом и самой Украиной мы имеем дело с отрицанием очевидных фактов и слепой верой в возможность нанести поражение России на поле боя, что является питательной средой для различных шарлатанов и поджигателей войны, которые наживаются на страхе и жажде отмщения.
Затягивание этого конфликта — это для конфликтующих сторон пустая трата времени, энергии и ресурсов и, прежде всего, человеческих жизней. Возможно, в этом и есть расчет циничных и жадных спонсоров этой войны. Лишь немногие лидеры государств, например, Виктор Орбан, способны включать рациональное и стратегическое мышление и указывать как на ложные диагнозы, так и на печальные перспективы. Дальнейшее внушение народу иллюзий о способности Киева победить в конфликте приближает все его стороны к неизбежной катастрофе.
Русские понимают, что на Западе создан образ их государства как источника угроз международному порядку, где правила игры диктуются тем же "коллективным" Западом. Вот почему так важен национальный консенсус, который удалось достичь Путину в отношении основных ценностей, отстаивая которые, он защищает жизненно важные интересы России. Русские уверены, что они восстановили статус суверенной державы, которая не обязана соответствовать ожиданиям Америки и ее вассалов.
По словам одного из самых известных выразителей современной "национальной идеи" Сергея Караганова, важнейшим достижением стало избавление российской элиты от комплексов по отношению к Западу. Мы не будем здесь обсуждать личные связи видных российских политических или экономических деятелей с западными государствами. Конфликт на Украине, несомненно, стал естественным катализатором ускорения "поворота на Восток" и интенсифицировал поиски альтернативных партнеров на энергетических или оружейных рынках. Этот конфликт также стал фактором сохранения единства российского общества и обеспечения идеологической легитимизации власти.
Что касается "жесткой" позиции России в рамках продолжающегося дипломатического "прощупывания" возможности прекращения военных действий, следует отметить, что в российской стратегической культуре при урегулировании споров не существует такого понятия, как "компромисс". Российским стратегам по нраву модель игры с нулевой суммой. В конфронтации с меньшим или более слабым государством они нацелены на победу и навязывание своей точки зрения. Важную роль здесь играют идеологические и психологические установки (например, синдром осажденной крепости или символизация военного героизма).
Во многих странах, в том числе и в Польше, до сих пор жива ложная убежденность в том, что условием улучшения отношений с Россией является ее перестройка по западным лекалам. Между тем, при отсутствии политической воли к такой перестройке самих россиян это условие невыполнимо.Русские руководствуются соображениями культурно-цивилизационного реализма, который предполагает защиту собственной модели государственного устройства и образа жизни. В этом плане Россия находит широкую поддержку глобального Юга и даже различных политических сил на Западе. У польских политиков и медиа-манипуляторов подобный настрой не укладывается в голове из-за иррационального помутнения их умов.
Геополитика страха
Во многих высказываниях российских официальных лиц явственно сквозит недвусмысленная мысль о том, что если Запад не хочет принимать Россию такой, какая она есть, то он должен ее хотя бы бояться. Россия мотивирована осуществлять свою спецоперацию столько, сколько потребуется. Парадокс заключается в том, что при таком подходе все стороны конфликта делают ставку на геополитику страха и затягивание времени.Россия не перестает воспринимать Запад как агрессора с претензией на глобальную гегемонию, а западные государства и их евроатлантические организации – Европейский союз и НАТО – продолжают видеть Россию страной с имперскими амбициями, стремящуюся к территориальным завоеваниям. Таким образом, сложнее всего оказывается преодолеть ошибки восприятия и нарушения коммуникации между враждующими сторонами.
Говорят, что Россия уважает лишь тех, кто сильнее ее. Поэтому она понимает только язык силы. Что ж, если даже это и так, данный тезис относиться ко всем державам. Именно сильные государства угрожают любой стране ужасными последствиями в случае ущемления их державных интересов. Однако Россия может договариваться и с меньшими государствами, которые полны решимости отстаивать свои интересы и способны учитывать интересы другой стороны. Это видно на примере не только двусторонних отношений с Венгрией или Словакией, но и сотрудничества с многими государствами глобального Юга, начиная с БРИКС+.
Судя по всему, в дипломатической игре русские любят испытывать выносливость соперника и его решительность в достижении целей. Сами они обладают своеобразной гибкостью, выражающейся в применении идеологических и пропагандистских приемов, используя которые, они, тем не менее, умеют избегать прокрустова ложа незыблемых догм ради достижения прагматических результатов. Даже во времена коммунистической ортодоксии русские вели переговоры по многим международным соглашениям, руководствуясь праксиологией, а не доктринерством. Эти характеристики закрепили за Россией имидж государства, которое трудно "раскусить", и которое при этом является чрезвычайно опасным оппонентом. Недаром знатоки переговорной культуры убеждены, что, если кому-то из участников международных встреч удастся успешно пройти испытание переговорами с Россией, он точно добьется успеха с любым другим контрагентом.
На кону будущее мира
Восемь десятилетий мира, прошедших после окончания Второй мировой войны, исказили у политических элит Запада восприятие проблем глобализированного капитализма и нарастающих внутренних кризисов на фоне неравного распределения социальных благ. В этой ситуации Россия выступает не только как конкурентный центр силы, отстаивающий традиционные ценности и справедливую, поскольку находящуюся под патронажем государства, модель общественной жизни, но и как стабилизатор – что не способны принять профессиональные русофобы – мира и безопасности. Противодействие гегемонистским тенденциям в международных отношениях Россия считает своей естественной задачей и целью своей международной стратегии.
Поэтому, глядя на перспективы решения украинского вопроса, нужно иметь в виду более широкий геополитический контекст, связанный с балансом сил и интересов в глобальном масштабе, чтобы не допустить доминирования в международной системе одной державы с группой ее помощников. Украина в этом противостоянии является лишь предлогом, и, к сожалению, жертвой. Подавляющее большинство дружественных России государств во главе с Китаем в настоящее время выступают за такой международный порядок, при котором государства будут укрощать буйные аппетиты транснациональных корпораций и ограничивать олигархический капитализм, жирующий на беззащитных гражданах.
Россия презентует себя как гарант сформировавшихся в прошлом веке и закрепленных в Уставе ООН принципов международного права, особенно суверенного равенства и невмешательства во внутренние дела государств. При этом она подчеркивает такие атрибуты формального статуса державы, как постоянное членство в Совете Безопасности ООН и наличие ядерного потенциала, сравнимого только с потенциалом США. Это легитимизирует достойное положение России в иерархии международных игроков, которого нет и никогда не будет у Украины.
Политической элите Запада трудно смириться с этой реальностью. Поскольку она не может помешать росту могущества Китая, западная элита традиционно выступает против того, чтобы России играла роль соперника, блокирующего экспансию Запада на евразийское направление, чем она успешно занималась еще с царских времен. Это старые комплексы европейских держав, особенно Соединенного Королевства, а также США послевоенной эпохи. Без понимания этого контекста невозможно понять столь сильную ангажированность Запада в этот конфликт на стороне Украины. Речь идет не только о восстановлении когда-то утраченных позиций (например, в Одессе или Донбассе после большевистской революции), но и о блокировании процесса восстановления Россией державной позиции на постсоветском пространстве, о том, чтобы не дать ей стать главным игроком.
Признание поражения на Украине для любой из сторон этого противостояния империй было бы для них имиджевой катастрофой, крахом амбиций. От результатов этой игры зависит, сможет ли Россия настоять на своем, с точки зрения неделимости безопасности, а также будет ли восстановлена ее способность решать проблемы в непосредственной близости от своих границ, одновременным отодвинув или даже вытеснив оттуда западные державы. Возможно, сегодня эта задача кажется невыполнимой, но российское терпение в отношении "неразрешимой" украинской проблемы может окупиться в долгосрочной перспективе, когда усталость Запада и истощение Украины заставят ее выстраивать новые отношения со своим российским соседом.
*запрещенная в РФ экстремистская организация, прим. ред.