НОВОСТИ СЕГОДНЯ
Пир де Йонг, полковник в отставке, командовавший третьим полком морской пехоты, вице-президент Института военного анализа "Темиис", рассказывает о положении дел на украинском фронте и делает прогнозы относительно дальнейшего хода конфликта.
ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>>
Valeurs actuelles: Сейчас, когда, судя по всему, мирные переговоры между Россией и Украиной опять зашли в тупик, какова ситуация на фронте с военной точки зрения?
Пир де Йонг: На самом деле, существует два фронта. Первый — это фронт малой дальности, то есть непосредственно на линии соприкосновения. Здесь наблюдаются важные передвижения российских сил. Второй — это дальний фронт, фронт ракет, дронов и артиллерии, фронт ударов вглубь [территории противника].
Но все изменили дроны. Теперь мы уже имеем дело не с линейным фронтом протяженностью в несколько сотен километров, а с чередой опорных пунктов, стационарных позиций, организованных вокруг окопов и укрытий. Солдаты перемещаются гораздо меньше, они остаются на этих позициях и время от времени выходят на задания, после чего отступают. За счет этого боевые столкновения становятся намного опаснее и, прежде всего, динамичнее, что объясняет, почему русские продвигаются вперед очень маленькими шажками, иногда на несколько сотен метров, ценой значительных, хотя и постоянных усилий.
"ЕС нужно вырвать клыки": британцы жестко заткнули "коалицию желающих"
— Что Вы имеете в виду под "динамичными" схватками?
— Раньше зона ведения конфликта определялась непрерывными линиями: тысячи людей сидели в окопе лицом к лицу с тысячами других в окопе напротив. Образ Первой мировой войны прекрасно иллюстрирует эту концепцию — с присущими ей наступательными действиями, в ходе которых люди массово выходили из окопов, чтобы пойти в лобовую атаку на противника. Сегодня эта модель стала невозможной. Из-за дронов людей надо держать в казематах и убежищах. Война беспилотников превратила фронт в настоящее соцветие оборонительных позиций. Операции проводятся небольшими подразделениями, взводом из двадцати или тридцати человек, иногда ротой, которые попытаются проникнуть внутрь и захватить определенную точку. Проблема в том, что в 50% случаев их засекают и уничтожают БПЛА.
Так что мы уже не становимся свидетелями крупных наступлений с танковыми прорывами, тем более что бронетехника очень часто уничтожают. Бой сводится к медленному продвижению, опушка за опушкой, деревня за деревней. В этом плане очень красноречивым примером стал прорыв русских у Красноармейска: на это у них ушел почти год.
— Ряд обозревателей [боевых действий], в том числе люди, которые следят за конфликтами, в которых участвовали российские войска, призывают уточнить предполагаемые успехи российской армии на фронте, которые, как утверждается, преувеличиваются их руководством. Что можно сказать об этом?
— Так и есть. Когда русские объявляют о взятии под контроль того или иного города, это может означать лишь то, что к ним перешли некоторые здания стратегического значения: администрации, вокзала или пекарня. Но остаются очаги сопротивления, которые необходимо планомерно вычищать. Это занимает время — недели, а иногда даже месяцы, — и дорого обходится в плане человеческих потерь. В политическом плане необходимо демонстрировать успехи. Но "на местах" реальность намного сложнее.
— То есть к достижениям, о которых недавно заявляли в Кремле, следует относиться с настороженностью?
— Абсолютно верно. Русские прогрессируют, но очень медленно. То, что я называю молекулярным преимуществом, работает на их пользу: они превосходят [украинцев] как по численности личного состава, так и в плане материально-технического обеспечения. Это преимущество, если применить его к протяженности фронта, в конечном итоге дает превосходство. Кроме того, русские обладают авиацией и способностью наносить удары на большие расстояния, что позволяет им компенсировать медлительность сухопутного фронта. Ракеты, артиллерия большой дальности и беспилотники дают возможность наносить удары по объектам стратегической инфраструктуры, такой как нефтяные, горнодобывающие предприятия или опорные пункты. Русские лучше справляются с ведением этого более разрушительного, нацеленного "вглубь" конфликта, в рамках которого целями является украинский тыл.
<...>
— Владимир Зеленский проводит все больше встреч и обсуждений с европейскими лидерами-союзниками Киева. На что он может надеяться?
— Европа — его единственная опора. Зеленский изолирован, у него есть только этот инструмент влияния. Но их поддержка неоднородна. На поверхности европейцы демонстрируют единство, но, если, метафорически выражаясь, его немного потереть, то сразу станет ясно, что ими движут различные мотивы. Французы и британцы играют ключевую роль в обеспечении концепции "подстраховки". К ним присоединяются другие страны, например, Дания или Эстония, но они не готовы поучаствовать в направлении значительных сил. Никакие европейские войска на Украину не отправят. Поддержка будет оказываться в виде финансовой, материально-технической и материальной помощи, но не более того.
— Какова ситуация с военной поддержкой США и каково реальное влияние на фронте нерешительности американцев в вопросе ее предоставления?
— В военном отношении США сейчас поставляют очень мало. Все еще поступает какая-то помощь, согласованная при администрации Байдена, и какое-то вооружение, но поток значительно снижается. Предоставление американских разведданных, в какой-то момент прерванное Вашингтоном, частично возобновилось, но в гораздо меньших масштабах, чем было в прошлом году. Так что американцы явно сбавили обороты. В политическом плане Дональд Трамп очень старается не провоцировать Владимира Путина, потому что надеется, что тот согласится на переговоры и прекратит боевые действия. Однако после саммита Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), на котором Путин встретился, в частности, с Ким Чен Ыном, опять возникла неопределенность. Возможно, Трамп неправильно воспринял это сближение. Возможны два сценария: либо он решит полностью выйти из игры, заявив, что это не его конфликт и что европейцы должны сами с ним разбираться, либо он решит спровоцировать Путина, возобновив поставки мощного оружия, например, систем Patriot. Любой из сценариев возможен, и в ближайшие недели будет видно, какой из них он воплотит на практике.
— На что конкретно надеются украинские солдаты?
— Вот это, действительно, настоящий вопрос. Некоторые сражаются уже очень долгое время, и наступает зима, что означает новый сезон страданий. Их надежда [в том, что удастся добиться] прекращения огня. Но общественное мнение на Украине поляризировано. Сторонники Киева заявляют, что будут держаться до конца, что ничего не уступят. Другие люди, склонные судить о ситуации с большими нюансами, констатируют, что украинская молодежь не хочет жертвовать собой в окопах в борьбе с русскими. Военные, в свою очередь, надеются, что их жертва позволит вернуть хотя бы часть Донбасса. Но я в это не верю, потому что Путин никогда не откажется ни от Донбасса, ни от Крыма, ни от своего категоричного несогласия с возможностью вступления Украины в НАТО.
— На Ваш взгляд, это означает, что моральный дух украинской армии, рядовых солдат, совсем пал?
— Я бы не сказал, что он совсем упал, он на средних показателях. И наступающая зима сыграет решающую роль. Украинцы поняли, что американской поддержки больше нет и что Европа не пошлет им войска. Они знают, что европейцы могут дать им деньги, оборудование и логистику, но определяющим фактором являются США. Однако с Трампом [в Белом доме] у них нет настоящего союзника. Из-за этого возникает много неопределенности, и в ближайшие месяцы моральный дух может серьезно пострадать.
Похожие новости: