НОВОСТИ СЕГОДНЯ
Жестокая принцесса Турандот впервые ступила на сцену «Коми Оперы». Осуществить постановку самой сложной из опер Пуччини театру позволило чувство, без которого нет искусства — безумство храбрых.
Максималист Александр Блок был уверен — если чего-нибудь хочешь очень сильно, желание непременно исполнится. В случае с «Турандот», обосновавшейся теперь и в Сыктывкаре, это сработало. Алексей Садовский, встав у штурвала Коми-Оперы в мае прошлого года, не скрывал, что только амбициозные, требующие максимальной отдачи проекты могут вывести театр на новый художественный уровень. То, что здание театра уже много лет ожидает реконструкции и технического переоснащения, его, как видим, нисколько не смутило. Так что появление в репертуаре «Турандот», которую Пуччини ставил выше всех своих опер, можно считать закономерным.
Премьеру готовили сразу к двум знаковым событиям — Международному дню оперы и 99-й годовщине со дня рождения Галины Вишневской, блиставшей некогда в партии Лиу в миланском Ла Скала. Постановка состоялась не только благодаря самоотверженности артистов и музыкантов (никто из солистов прежде с этим материалом не работал), но и вопреки объективным обстоятельствам (к примеру, в виде штатной численности хора и оркестра). Между тем, партии Турандот и Калафа требуют от исполнителей незаурядного мастерства, хор, возведенный композитором на котурны античной трагедии, превращается в полноправное действующее лицо, а музыка, выстроенная не столько на мелосе, сколько на прихотливых гармониях и жестких ритмах, ставит перед оркестром архисложную задачу. Театр принял этой тройной вызов.
Музыкальным руководителем постановки выступил главный дирижер «Московской оперетты» Константин Хватынец. Это не первая работа маэстро с сыктывкарской труппой — на их совместном счету концертная версия «Аиды», премьера которой состоялась в минувшем сезоне. Пуччини, как и Верди, нуждается в мощном оркестре. Проблему и на этот раз решили, призвав на помощь военных музыкантов, которые, надо отдать им должное, сделали все возможное, чтобы освоить сложнейший музыкальный материал. В результате дирижер заставил оркестр звучать так, что перед ним не устояли бы и стены Иерихона.
В качестве режиссера-постановщика был приглашен Николай Покотыло, год назад выпустивший в этом театре мюзикл Александра Пантыкина «Мертвые души». Режиссер, убежденный в том, что сегодня зритель идет на оперу не только слушать музыку, но и наблюдать за происходящим, реализовал принцип театра в театре: публика наблюдает за тем, как расположившийся на ступенях импровизированного амфитеатра народ Пекина (так у Пуччини!) ассистирует происходящему на «арене» перед золотисто-алым парадным крыльцом дворца красавицы-принцессы, одолеваемой демонами гордыни и жестокости. Можно сказать, что хор на этот раз превзошел сам себя.
Режиссер, видимо опасаясь, что публика заскучает на длинных хоровых номерах, пошел на рискованный шаг, решив «поддержать» музыкальную драматургию хореографией, которая в «Турандот» изначально отсутствует. Хореографу Дмитрию Пимонову удалось пройти буквально по лезвию бритвы, встроив в действие жесткие «марши» дворцовой стражи в блистающих доспехах, и кружевные «хороводы» прислужниц Турандот (они же гейши, соблазняющие Калафа). Развитию действия хореографические номера не противоречат, драматизм происходящего оттеняют в меру. Вот только деревянные китайские сандалии гэта, в которых передвигается свита принцессы, не могут не приводить в ужас: танцовщицам в длинных одеяниях приходится спускаться и подниматься по очень крутым и очень узким ступеням лестницы, ведущей от ворот дворца на площадь и тут уже не грацией их любуешься, а думаешь, как бы они ноги себе не переломали.
Сам дворец тонет в таинственном мареве. И над всем этим владычествует равнодушная луна, гонгом отмеряющая роковые повороты человеческой жизни.
Сценография Эриха Вильсона предельно сдержанна. За восточную роскошь в спектакле отвечает художник по костюмам Татьяна Хондрычина — золотое (и совершенно неподъемное) облачение императора Альтоума, расшитые цветные шелка одеяний министров, сияющие холодным блеском наряды Турандот. От эдакого великолепия буквально глаз не оторвать — искусная вышивка и аппликация выдержала бы и придирчивый киношный крупный план.
Как известно, Пуччини не успел завершить свое творение. Последнее, что вышло из-под его пера – сцена смерти Лиу. Для Валерии Зеленской в ее героине главным стала страсть, скрываемая под покрывалом рабыни, но прорывающаяся в тот момент, когда у Лиу появляется единственная, она же и последняя, возможность показать любимому силу своего чувства. Смерть стирает различия между служанкой и господином. Елена Лодыгина иначе трактует образ. Ее Лиу обращается не столько к Калафу, сколько к Турандот: «Tu, che di gel sei cinta». Жертва, принесенная ею и становится тем камешком, запускающим лавину, которая в конце концов сметет гордость неприступной красавицы.
Но свет любви Лиу освещает не только главных героев. Для Тимура он является единственным источником жизни и надежды. С уходом Лиу ему нечего делать на этом свете. Олег Диденко скупее в отчаянии несчастного татарского царя, вот Алексею Петрову удается передать, возможно, самое сложное в характере Тимура — неосознанную любовь к женщине, в которой для него воплотился весь мир. Сын, пусть и обретенный, для него на самом деле давно потерян.
Борису Калашникову выпал нелегкий жребий петь Калафа два вечера подряд, и он достойно справился со всеми вызовами своей партии. Знаменитая Nessun dorma на втором спектакле звучала даже мощнее, чем на первом. Однако характер своего героя артисту еще предстоит открыть, в первую очередь, для самого себя. Пока он лишь на подступах к нему. Кто для него Калаф — человек, потерявший голову от любви, или гордец, решивший во что бы то ни стало покорить то, что не удалось никому из его предшественников? Не слишком ли дерзко звучит в исполнении Калашникова «Пусть рухнет мир, я жажду Турандот!» Камертоном, способным подсказать исполнителю ответ, близкий ему самому, является линия взаимоотношений Калафа с министрами принцессы — Пингом, Понгом и Пангом.
Премьерная «Турандот» стала международным проектом— – партии министров на первом представлении пели магистранты Петербургской консерватории Цзянлун Ли (Пинг), Цзыцян Лю (Панг) и Цзячэн Вэй (Понг). Исполнители из Китая органичнее всего (что, пожалуй, не удивительно) были в сцене, где министры сетуют на то, что навсегда оторваны от родных мест. «Ho una coso nell'Honan» звучало так проникновенно... «Министерское трио» из Сыктывкара — Андрей Ковалев (Пинг), Даниил Абдурахманов (Панг) и Михаил Ярмольский (Понг) – больше внимания уделяют драматизму положения своих персонажей и двойственности чувств, владеющих ими. Сильнее всего это проявилось в сетованиях, что многострадальное государство из-за непреклонности Турандот рискует остаться без наследников императорской династии.
А что же жестокосердая принцесса? Император Альтоум в исполнении Игоря Маткаримова заслуживает искреннего сочувствия: скольких сил стоит правителю, не способному усмирить собственную дочь, поддерживать в глазах толпы свое величие. На партию Турандот были приглашены Ольга Жигмитова, ведущая солистка Бурятского академического театра оперы и балета, и Прасковья Герасимова, солистка театра оперы и балета республики Саха (Якутия). Для обеих исполнительниц эта роль была заветной мечтой, у которой не очень много шансов сбыться. Чувствуется, что певицы вложили в работу всю энергию, накопленную за карьеру, и собственное понимание образа. Турандот-Жигмитова — айсберг, сияющий силой своего превосходства. Даже признавая, что имя неизвестного принца — любовь, она не до конца покоряется нахлынувшему чувству. Турандот-Герасимова — дремлющий под снеговым покровом вулкан, готовый проснуться от жаркого поцелуя Калафа.
Какая из них ближе к замыслу автора, мы никогда не узнаем. Финал, написанный другом Пуччини Франко Альфано по наброскам, оставленным композитором, приводит любовную историю к предопределенному финалу силой логики, а не музыкальной драматургии. А потому главная загадка принцессы Турандот так и останется без ответа.
Фотографии предоставлены Театром оперы и балета Республики Коми
Похожие новости: