Режиссер Яков Рубин: «Наш театр — по любви: кончается любовь — человек уходит»

Все спектакли Вологодского Камерного драматического театра — про человека. Этот частный театр, так непохожий на репертуарные государственные коллективы, создал режиссер Яков Рубин. Он ответил на вопросы «Культуры» и рассказал о своем творческом пути.

Основные остановки на этом пути: режиссерская школа Щукинского театрального училища, курс режиссуры в ГИТИСе, работа в Вологодском ТЮЗе и даже балетные штудии. Не помню ни одного театрального фестиваля, на которых довелось побывать, где среди победителей не было бы спектаклей Камерного из Вологды. Разве в тех случаях, когда театр не принимал в смотре участия. Яков Рубин умеет в личные темы сценических историй, в далекие и нездешние сюжеты волшебным образом вплести думы и мечты сегодняшних зрителей.

— Как возник Вологодский Камерный театр?

— Официально мы появились на свет в 1999 году, но на самом деле раньше. Я работал в Вологодском ТЮЗе, которым тогда руководил Борис Гранатов, и у нас сложилась группа — внутри коллектива, а внутри — это всегда очень опасно, и там я начал что-то ставить. Сочинялось много, легко и радостно. В какой-то момент руководитель прямым текстом сказал, что надо мне уходить и делать свой театр. Он был прав. Времени, проведенному в ТЮЗе, благодарен — во-первых, восемь лет работы в государственном театре и в очень хорошей команде: художник-сценограф Степан Зограбян, художник по костюмам Ольга Резниченко (оба — лауреаты «Золотой маски». — «Культура»), художник по свету Сергей Шпагин, все — мастера, и с ними я провел без малого десятилетие. Здорово! Во-вторых, признателен за то, что меня уволили — сам бы ни за что не решился. Тогда часто думал о Жане-Луи Барро, который в «Воспоминаниях для будущего» писал, как он с единомышленниками уходил из «Комеди Франсез» и создавал свой театр. Но нам никто не подарил старинного замка: мы оказались на улице. Точнее, сначала очутился там я, потому что ушел первым, а потом примкнули еще несколько актеров, и я почувствовал ответственность за потерю ими работы — они же потянулись за мной. И мы начали сообща сочинять спектакли — изредка их показывали, в основном для друзей и там, где удавалось. Потом нам посоветовали: «Зарегистрируйте театр!» — и помогли стать легитимной организацией. Мы-то сами ничего не умели. Про деньги не понимали — и сейчас-то понимаю меньше, чем хотелось бы. Тогда, в конце 1990-х, у меня был друг-бизнесмен. Пришел к нему и говорю: «Есть артисты, есть даже спектакли, но что надо сделать, чтобы получился театр?» Он ответил: «Очень просто — заведи амбарную книгу».

«Мамаша Кураж»

— А что это?

— Мой вопрос звучал так же. Это — любая тетрадка, расчерченная на три столбика: дебет, кредит и сальдо. Я-то про дебет, кредит еще слышал, а что такое сальдо? Друг рассмеялся: «Тебе пока это знать не обязательно, но хорошо, чтобы сальдо было положительным». Так вот положительным сальдо ни разу не было за всю нашу 26-летнюю историю, чаще — где-то около нуля: вроде и сдохнуть пора бы, но можно еще и пожить.

— Знаю, что репетировали вы у себя дома, там же периодически жили актеры, которые не имели своего угла. А где вы играли спектакли?

— В картинной галерее имелось заброшенное здание, и нам разрешили оборудовать там маленький зал. Что досталось, то и старались держать. Потом нас не раз выгоняли, мы переезжали и вновь погружались в ремонт. Помещение, где мы сейчас работаем, третье наше пристанище, и уже вновь пошли пугающие разговоры. Такое случается нередко, если дело касается здания в историческом центре города, особенно когда оно приведено в какое-то удовлетворительное самочувствие. Спектакли придумывали в свободное от стройки, переездов и ремонтов время. Трудились все: актеры, их друзья и родственники — такая народная стройплощадка.

«В селе Огрызове»

— Помещение вам не принадлежит?

— Нет, мы арендуем. Хотим выкупить постепенно, по единственной причине, чтобы нас больше не турнули...

— Понимали, на какое хлопотное и авантюрное дело себя обрекаете?

— Нет. Я был настроен романтически и не подозревал, с какими рифами столкнусь. Нельзя и сказать, что я целенаправленно шел к мечте. Но верил, что получится, и мне везло. Вот так театр и случился — скорее из необходимости.

— Театр — муниципальный?

— Нет, не государственный. Камерный драматический театр — некоммерческая организация.

— Сейчас непростое время для частных театров.

— Буквально на днях ездил в Ярославль — там был интересный театр Юрия Ваксмана, который умер год назад, а в нынешнем — умер и театр. Такие коллективы очень привязаны к человеку — тому, кто впряжется и потащит.

«Пиковая дама»

— Сколько человек в труппе?

— Актеров? Семь, десять, пять, а бывало, один: кто-то уходит, кто-то приходит, кто-то заводит семью и, уже обремененный другой ответственностью, вынужден искать иную работу, и не всегда в театре.

— Как вы находите актеров?

— Они приблуждаются, как кошки. Новички появляются нередко, но мы должны совпасть по группе крови. Наш театр — по любви: кончается любовь — человек уходит. В государственном театре он должен устоять — многое держит, а нас хранит только любовь, все по-честному. Когда актер нас покидает, я расстраиваюсь — с ним уходят спектакли.

— А волшебный процесс под названием ввод нового исполнителя?

— Не очень получается. Наши спектакли как бы «усаживаются» на человека. Он проходит свой путь, чтобы войти в историю, которая появится на сцене. В нее другого уже не всунуть. Пытался пару раз, но — увы!

— На зарплату зарабатываете?

— Да. Билеты раскупаются. Зрители ходят.

— Вологда — город театральный?

— Город небольшой. Театры? Драма, ТЮЗ, куклы. Люди ходят в театр — часто выбирают себе один любимый. Есть и те, кто выбрал наш Камерный, — приезжают на премьеры и зрители из других городов.

— Видела ваши прекрасные моноспектакли. Они — основа репертуара?

— Так случилось, что я поставил первый моноспектакль к Восьмому марта ради шутки, а он так выстрелил, что мы объехали с ним полмира. К сожалению, это был не «Гамлет».

«Такие дела»

— Наверное, имеете в виду «Кысю» по повести Владимира Кунина. Видела его много лет назад на фестивале в Крыму.

— Да, это был «Кыся» — спектакль про кота-путешественника. Мы готовили его, чтобы развеселить труппу и друзей театра в Международный женский день. Кажется, тогда я что-то поймал в монодраме — в принципах работы с артистом. Естественно, я прочел все, что нашел, о моноспектаклях, и прежде всего труд Николая Евреинова о монодраме. Когда появился наш «Кыся», в России не было фестивалей монодрамы. Один из первых родился в Перми лет двадцать назад, он назывался «В начале было слово», и моноспектакли тогда трудно было отличить от стендапа — это еще не был театр, преобладал яхонтовский (эстрадный) способ существования актера.

— То есть это были литературные чтецкие композиции?

— Там превалировали прекрасное слово и исполнитель. В моноспектакле мы следим за человеком, образ которого создает актер, события и мир воспринимаются им, а слово сопровождает жизнь героя. Этот жанр требует от актера не только мастерства, но и больших душевных затрат. Мне бы хотелось, чтобы моноспектакль был в репертуаре каждого нашего артиста. На одном фестивале я познакомился с замечательным актером из Владимира. Это был Евгений Думнов. Он остался без режиссера и попросил что-нибудь для него сочинить. И с тех пор он играет у нас и в больших спектаклях. Прибился к нам.

— Прима вашей труппы — блестящая актриса Ирина Джапакова, заслуженная артистка России, лауреат Государственной премии РФ. Когда она появилась в труппе?

— Она в театре с самого начала. Мы вместе работали в ТЮЗе, и, когда меня уволили, она написала заявление следом за мной. Я его порвал, она — новое, опять уничтожил. В общем, стресс на стрессе. Ирина — это что-то невероятное по кристальной преданности театру, он для нее во главе всего.

«Дядюшкин сон»

— Какой у вас репертуар?

— Всегда хорошая литература. Я был библиотечный мальчишка — много читал, а сейчас, к стыду своему, не успеваю, да и не нравится мне современная литература — та, что попадается. Беру материал на актеров. Есть у меня актриса с определенным взглядом на события и, например, два интересных реактивных актера-пацана. Для них и ищу литературный материал, чаще — прозу. Если нашел то, что всем интересно, начинаем — но не читать, а почти медитировать. Мы редко берем инсценировки — колдуем над исходным произведением. Текст для сцены должен как-то сам выткаться. Есть в нашем репертуаре Лесков, Пушкин, Шаламов, Вампилов. Конечно, Достоевский — сейчас играем «Неточку», хотя я много Достоевского ставил, он остается для меня и интересным, и сценичным, и играемым. России повезло с литературой, а значит, повезло и всем нам.

— Сколько премьер в сезон выпускаете?

— Четыре-пять — это немало для маленького театра. Сейчас работаем над «Воскресением» Толстого и над Восемнадцатой песнью поэмы Гомера «Одиссея».

— Кого можете назвать режиссером, близким по духу? Есть ли такой театр?

— Петр Наумович Фоменко, конечно. Наверное, и Сергей Женовач, но его спектаклей видел немного, хотя он даже у нас в ГИТИСе чуть-чуть преподавал. Близок мне Новый Художественный театр Евгения Гельфонда в Челябинске — сердечный, искренний. Мы дружим, но коллективы наши разные, НХТ — театр городской, и в этом большие плюсы, но, на мой взгляд, и минусы есть.

— Какие плюсы у вашего театра?

— Мы сами себе хозяева, сами пишем свою судьбу. Я к этому привык. Позвал меня недавно Владимирский драмтеатр на постановку (речь идет о монодраме «Я — русский солдат» по повести Бориса Васильева «В списках не значился». — «Культура»), но там оказалась жизнь иная — я, конечно, помню еще по своему прошлому в ТЮЗе обязательные «ку» и «кю», но они у меня неорганично получаются. Наш театр — не стены и даже не репертуар, а люди и отношения между ними и, конечно, атмосфера.

— Фестивальная жизнь — важная часть биографии вашего театра?

— Мы много ездим на фестивали. Нас приглашают. Бывает, что делимся и одновременно выезжаем на два фестиваля: в Киргизию и в Екатеринбург, например. Но фестивальная жизнь — это больше встречи с друзьями, приятное время, глоток свежего воздуха. Вышли из шахты, вздохнули и обратно в забой, в работу.

— Профессиональную пользу фестивали приносят?

— Конечно. И прежде всего открытыми разборами спектаклей, которые приводят тебя в нужный меридиан. Они интересны и полезны, но случаются не на всех фестивалях. Бывает, говорят дежурные, комплиментарные слова или те, которые «закапывают» и могут навредить, сбить с маршрута.

— Гастрольная жизнь как складывается?

— Мы — быстрые и летучие. Нам же только подпоясаться. Во всех спектаклях — минимум декораций, они для обозначения пространства, все построено на артисте. Мы объехали всю Россию, вплоть до Тувы, и много стран: Франция, Люксембург, Германия, Египет — где мы только не играли наши спектакли...

— Чей курс в ГИТИСе оканчивали?

— Пришел на добор к Иосифу Райхельгаузу. А до этого меня три раза выгоняли из Щукинского училища.

— Почему?

— За разные подвиги. Хейфец меня все время восстанавливал — Леонид Ефимович меня, непонятно за что, любил. А потом позвонил мне Олег Пивоваров, главный редактор журнала «Театральная жизнь», он готовил тогда статью про наш театр, и сказал: «Хватит болтаться, есть место в ГИТИСе на режиссерском факультете». Сразу вспомнил шутку отца, он повторял: «Не позорь нацию — закончи институт!» Вот я и дотянул до диплома. ГИТИС много знаний мне подарил — лекции нам читали серьезные. Нина Алексеевна Шалимова читала русский театр, это было круто. Я бы и сейчас пошел, чтобы послушать...

— С интересом узнала о вашем танцевальном прошлом.

— В Вологде жил уникальный человек Макс Миксер — польский еврей, репатриант. В мире он был знаменит как эстрадный танцор и модерн-хореограф, я видел его афиши с Эдит Пиаф. Ему запрещалось жить в больших городах, и он приехал в Вологду и создал здесь «Театр танца». Мне повезло — я учился у его ученика Виталия Постникова, подхватившего дело учителя, — тоже человек-легенда, всегда мысливший пластическими образами, в его ансамбле я и танцевал.

— Как возникли ваши частые поездки на Донбасс?

— В 2017 году мне позвонил однокурсник по Щукинскому училищу и сказал: «Меня попросили сделать фестиваль в Донецке, но все отказываются, боятся». Я ответил, что поехал бы. И мы отправились в Донецк на фестиваль «Мизансцена» со спектаклем «Это я, Эдит Пиаф». С тех пор часто там бываем. Сейчас город преображается. А тогда — люди с автоматами, обстрелы, всеобщий ужас. Впервые приехали, когда взорвали министра финансов — на той же улице, где стоит театр. Поразительно, что люди почти ничего не знали. Мы вернулись, рассказывали — все удивлялись. Потом началась специальная военная операция... Мы продолжаем ездить туда, выступаем и на полигонах, и перед ранеными бойцами. Из общения с донецкими артистами знаем, что Россия (в это, наверное, трудно поверить) действительно опередила вторжение врага на пару суток.

«Сильнее любви»

— Если бы могли начать все сначала — все равно выбрали бы частный театр и Вологду?

— Да, мне нравится. Ничего бы не менял — уже, видимо, деформация произошла. В начале нашего разговора я пару слов сказал о Ярославле, где умер театр. Бродил по этим развалинам — все уже предано, расхищено — и подумал, что этот театр создал романтик. Знаете, как ушел Юрий Ваксман? В День театра: добился для актеров званий, знаков отличия, грамот — всех наградил, накрыл стол, собрал коллектив и прилег на плечо бухгалтера — она говорит: «Юрий Михайлович, тяжело». А он уже не дышит. Такая театральная смерть в разгар жизни. А следом ушел из жизни и Владимир Воронцов — тот, кто со дня основания ставил один спектакль за другим и сделал тот театр, о котором они мечтали. Романтики долго не живут.

Сейчас их все меньше — вожаков, слегка сумасшедших и буйных, — люди больше думают о себе, все несут в свою коробочку, да и профессионализм появился какой-то хромающий. Многие начинают с вопроса: «Сколько я заработаю?» А один артист сказал, что с удовольствием с нами порепетирует, но его репетиции платные... Я ответил: «Представляешь, моя репетиция стоит дороже — ты будешь мне должен».

Так что я останусь в своем театре, со своим коллективом и в Вологде. Профессор Щукинского училища Владимир Александрович Эуфер говорил: «В огороде бузина, а в Вологде — Яша Рубин». Вологда — красивый город, с историей, здесь можно сосредоточиться.

Фотографии предоставлены Вологодским Камерным драматическим театром