НОВОСТИ СЕГОДНЯ
Предваряя церемонию открытия 47-го Московского международного кинофестиваля, состоявшуюся 17 апреля, президент смотра Никита Михалков традиционно пообщался с прессой в дизайн-отеле «СтандАРТ».
— К счастью, происходящие события не лишили нас возможности проводить Московский фестиваль, потому что он обладает объединительной силой для кинематографистов, наших коллег, из очень разных стран мира. Мы получили 1633 заявки — на семнадцать процентов больше, чем в прошлом году, а в 23-м было тысяча пятьсот... На фестивале покажут более двухсот фильмов из пятидесяти стран, 24 — из списка недружественных. Кто из новых стран? Их четырнадцать — Боливия, Венесуэла, Вьетнам, Ирландия, Ливан, Люксембург, Македония, Малайзия, Норвегия, Перу, Польша, Сингапур, Хорватия, Эквадор.
Топ-десять стран-участниц: Россия — 75 фильмов, Китай — 27, Испания — 15, Франция — 13, Аргентина — 12, США — 11, Италия и Мексика — 10, Республика Корея — 8, Индия — 7. В Основном конкурсе 13 фильмов из тринадцати стран; семь — из недружественных… Вообще, считаю, что страны, которые присылают нам картины, должны быть дружественными, раз мы их принимаем. Меня радует очень большое количество наших программ. Большое завоевание Московского фестиваля, что кроме конкурса, который отбирается из качественного кино, это еще и огромный кинематографический кругозор: это и ретроспективы, старые картины, и оперы, которые показываются на экране, и новый взгляд… Эти программы посещаются огромным количеством зрителей, вызывают живой интерес. Кинематографическая карта, которая разворачивается в эти дни, существует не на многих мировых фестивалях, и мы приглашаем всех на эти просмотры, обсуждения, пресс-конференции, — отметил Михалков.
Президент смотра представил жюри Основного, неигрового, российского и короткометражного конкурсов и ответил на вопросы журналистов.
— В ближайшее время в наши кинотеатры могут вернуться западные фильмы. Стоит ли бояться конкуренции?
— Не думаю. Мы уже свое отбоялись, и выяснилось, что без голливудского кино наша индустрия реально нужна народу. Это не слова, об этом касса говорит: «Чебурашка» собрал семь миллиардов, а отдельные картины — за три, это огромный успех. Что касается конкуренции, то это проблема не только кино, а в принципе всей индустрии: вы ушли, бросили нас, объявили бойкот. Теперь своими силами поднимается наша промышленность, сельское хозяйство, искусство, кино… Сегодня заставить тех людей, которые вытащили экономику из возможной катастрофы, отдать то, что они сами заработали, тем, кто увидел, что ничего особенного без них не случилось, а бабки они теряют, и решил вернуться? Это несправедливо и неправильно…
Очень надеюсь, что справедливость восторжествует и мы не будем ущемлены ни в какой сфере деятельности с приходом тех, кто нас оставил и пытался наказать. А мы выжили. И нам очень нужно осмотреть не только кто нам поставляет картины, но и какие. Когда во время военных действий выходит фильм хорошего режиссера Гая Ричи, но абсолютно пентагоновская агитка «Переводчик», это вредительство! В эту картину вложил наши деньги наш «Яндекс» — большую долю ее пятидесятимиллионного бюджета. Затем она выходит на наши экраны, зрители платят деньги, они уходят тем, кто вложил свои, и на них покупают ракеты, обстреливающие Курск!
Притом это очень средняя картина, не шедевр, она прославляет американского сержанта, который в конце дает своему переводчику американский паспорт, и тот счастлив… Это как? Я ставлю себя на место человека, который находится на передовой, — что он подумает о нас, как его может это мотивировать? Мы победили в Великой Отечественной войне, потому что она была священная — как поется в прекрасной песне. Для многих ли из тех, кто здесь, СВО священна?
Многие, даже из моих друзей, понимая, что это скажется на их карьере, контрактах, и извиняясь, пока отказываются приехать… Те же, кто принимают приглашения, — люди независимые. Это те, кто своей жизнью и творчеством, личной позицией доказал право самостоятельно принимать решения, и я очень благодарен всем, кто принял приглашение участвовать в жюри и приехать в качестве гостей…
Гости очень важны, но, по большому счету, фестиваль — это кино, и его качество определяется тем, какие картины на него приходят, и какие получают награды. Для меня перестали существовать многие из европейских фестивалей, это же касается и «Оскара», когда на них стали отмечать картины, выполняющие требования того или иного обкома. Многие перестали оценивать искусство, кино, и стали оценивать только политическую позицию тех, кто его делает… А у нас своя жизнь, своя культура, своя традиция. Мы единственные в мире встали во весь рост против того, что нам пытались навязать. И вдруг выяснилось, что не мы одни в мире так думаем. Это достойно, и я считаю, что именно за это мы награждены и нашим бокс-офисом, и количеством картин, которые пришли на фестиваль, и качеством жюри, и числом гостей.
— Почему фестиваль проходит в Страстную неделю? Почему это важно для русской культуры?
— Я сам от этого страдаю. Мы назначили фестиваль на такие даты, так как это — единственное время в течении года, где есть свободное окно среди других больших фестивалей, которые отнимают и фильмы, и людей, и прессу. Перейдя на весенний срок, мы можем его варьировать в очень малых временных параметрах… Это послушание — тут ничего не поделаешь. Когда я снимал «Сибирского цирюльника», Масленица, которую мы снимали у Новодевичьего монастыря, попала на Страстную неделю — цыгане, медведи, икра, блины, пять тысяч массовки… И матушки пожаловались Владыке. Я пришел к нему: «Несу послушание, что же делать?..» А он покивал головой: «Важно не то, что в рот, а что изо рта!»
— Как Московский фестиваль помогает нам достигать политических целей на мировой арене?
— Не думаю, что такова задача художника, его творчества. Однако, это влияние происходит все равно — в зависимости от того, какие ощущения люди увозят, побывав в нашей стране. Напуганные мировыми СМИ удивляются, как мы живем — чище города трудно найти сегодня в Европе... Важны эти ощущения, но мы не должны думать о нашей мягкой силе. Наше дело — сделать так, чтобы она работала, а как там дальше... Господь управит!
— Было ли у вас ощущение, что военный фильм открытия «В списках не значился» раньше бы смотрелся как легенда, а сегодня уже воспринимается совсем по-другому?
— Сейчас вообще многое смотрится по-другому и то, что фестиваль сегодня открывается большой военной драме по серьезной военной прозе — конечно, вещь знаковая... СВО — это лакмус для наших представлений о жизни и окружении. О чем сегодня говорят сборы наших картин? У нас возникла взаимосвязь между зрителями и творцами. Американское кино не так давно било все рекорды, а мы стали понимать: у нас есть свое кино, которое нужно нам, и молодежи в том числе. Драма «Батя 2: Дед» — абсолютно семейное кино, советский фильм, уже собрал за миллиард…
— Могла бы завоевавшая «Оскар» «Анора» рассчитывать на призы Московского фестиваля, если бы была на нем представлена?
— Никогда! Это я говорю не как президент фестиваля, а как режиссер. Просто не хочу ругать эту картину… Вы сами-то ее видели?
— Ну, эротические сцены там хорошие, этого нам не хватает в российском кино!
— Важнее, все-таки, чтобы в жизни этого хватало...
— Сейчас часто говорят: главный фронт у нас в тылу и битва за культуру, образование, воспитание молодого поколения еще впереди. Кем вы ощущаете себя на этом фронте?
— На снарядах, винтах коптеров и на шевронах пишут «Бесогон»… Пока говоришь и тебя слушает большое количество людей (наша аудитория — 12-17 миллионов человек), значит то, что тебя волнует, волнует еще кого-то. Сейчас с точки зрения творчества для меня это важнее всего. Снять картину про СВО я пока не готов — не от того, что чего-то не знаю. Просто «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье»... Пока какое-то количество людей будет интересоваться тем, что я сейчас делаю — и театром, и «Бесогоном» - буду думать, что делаю нужное дело.
Фотографии: Екатерина Чеснокова/РИА Новости; на анонсе Сергей Ведяшкин \ АГН Москва.
Похожие новости: