Первый среди первых: истребитель-виртуоз Иван Кожедуб

«Это — мое!»

Ранние годы Иван провел в тихом селе на Сумщине. Отец был церковным старостой, не изменил вере предков и после революции. В детстве будущий герой тоже исправно творил молитвы, любил христианские праздники. Однако потом «новая жизнь» взяла свое, он рано ушел из дома, подался в Шостку — учиться в химико-технологическом техникуме. Сельскому парню было непросто осваивать науку, но упорный Кожедуб сразу стал одним из лучших студентов. А еще в городе был аэроклуб.

Старшие друзья агитировали поступить в учлеты. Иван поначалу отнекивался и только года через полтора, увидев собственными глазами занятия будущих летчиков, раз и навсегда влюбился в авиацию — в аккуратную форму, чертежи, которые выводили на грифельной доске инструкторы, в пропорции фанерных У-2 (тех самых «небесных тихоходов», непритязательных «рабочих лошадок» фронта и тыла).

С тех пор пропадал в аэроклубе каждый день до глубокой ночи, а иногда и спал там. Когда же в первый раз взлетел высоко над землей, глянул сверху на родные просторы, его глаза загорелись, и раздался клич: «Это мое, мое до скончания веку!»

Завершив начальное летное образование, пошел в армию, поскольку желал стать именно военным летчиком, а точнее — истребителем. Хотел ощутить высочайшую скорость сражений, познать вершины риска и соперничества с врагом. Да, был весьма амбициозен, но ведь без амбиций великих мастеров ни в каком деле не бывает.

Поступил в авиационную школу, о которой в те годы мечтали миллионы мальчишек. Окончил ее в конце 1940-го. Там, в Чугуеве, Ивана — то ли за малороссийский говор, то ли оттого, что крепкий смекалистый парень почти всегда верховодил в коллективе, — прозвали Батько, и прозвище, как это нередко бывает в авиации, закрепилось на всю жизнь. С первых дней войны он писал рапорт за рапортом, рвался на передовую, но его до поры до времени держали в запасе.

Как же тяжко ему было служить в тихом Чимкенте инструктором, когда немцы брали Киев, подходили к Москве, Ленинграду… Но именно тогда Иван Кожедуб стал настоящим асом. Он практически не вылезал из самолета, упражнялся сам и тренировал других. Командование даже в самые тяжелые дни войны старалось беречь будущих триумфаторов воздушных схваток, и время доказало правильность такой политики: впоследствии Красная Армия получила летчиков, не знавших горечи поражений в небе и потому не приученных глядеть на немцев снизу вверх.

На фронт его направили весной 1943-го, после множества трагических окружений и отступлений, после битвы за Москву, сражений под Сталинградом. Шли бои под Воронежем. Кожедуб долго готовился к встрече с противником, сотни раз видел ее во сне, но получилось, как в поговорке, — первый блин комом. Немец оказался быстрее — дал по Ла-5 прицельную очередь... Иван сумел благополучно посадить израненный самолет на базовом аэродроме, но это был жестокий урок!

Первый сбитый вражеский самолет ему пришлось ждать нестерпимо долго, почти четыре месяца. 23-летний лейтенант «взял» его («Юнкерс-87») во время своего 40-го боевого вылета, зато в решающие дни битвы под Курском. Через два дня на счету молодого офицера уже были четыре немецкие машины, включая пару истребителей. И он почувствовал себя в небе вполне по-хозяйски.

Против стервятников Геринга

4 февраля 1944 года, когда сбил двадцатого по счету, ему, старшему лейтенанту, присвоили звание Героя Советского Союза. Талант Кожедуба вовсю развернулся чуть позже — при форсировании Днепра. Требовалось обеспечить наше преимущество в небе, иначе немцы просто не пустили бы советских солдат на правый берег реки. Один бой переходил в другой, драться приходилось без отдыха. Армады вражеских бомбардировщиков под прикрытием истребителей должны были смести позиции войск Красной Армии. Иван Кожедуб почти ежедневно поднимал свою эскадрилью и всегда возвращался с победой. Там, над Днепром, за 10 дней он лично сбил 11 немецких самолетов. И все подразделение сражалось под стать командиру.

Рейхсмаршал Геринг послал туда своих любимцев, пилотов из элитной истребительной эскадры «Мельдерс». Считалось, что в небе они умели все. Но русский комэск преподал им хороший урок, несколько германских асов навеки остались в Приднепровье.

Воевал он щегольски, чаще других демонстрировал в боях фигуры высшего пилотажа, а метко стрелять умел из любого положения, при всяком маневре, не теряя самообладания, — и в этом главный секрет его постоянных успехов.

В конце войны ему довелось сразиться с союзниками. В небе над Германией пилоты двух американских самолетов приняли его «Ла» за «мессер» и обстреляли трассирующими снарядами. Ответный удар был молниеносным и неотразимым: через несколько минут обе машины горели в перелесках, и это задокументированный факт. Один из летчиков (как вспоминал Кожедуб, чернокожий парень) выжил, а в рапорте написал, что его сбил немец. Иван Никитович объяснил казус так: «Не научились еще тогда американцы смотреть в оба». Как бы то ни было, ему не намылили голову за пальбу по «своим».

Есть сведения о еще одном воздушном противостоянии с заокеанскими летунами, в котором Кожедуб подбил сразу три самолета янки, опять принявших его за аса люфтваффе. Комполка Павел Чупиков по этому поводу не то в шутку, не то всерьез сказал: «Вот-вот нам придется с американцами воевать. Вот тогда, в первый день войны мы задним числом впишем эти пять сбитых в твой счет».

Последний бой Кожедуба проходил над Берлином. Суматоху уличных боев русский орел видел свысока, кое-где на городских площадях уже вздымались красные флаги. Выполнив несколько резких и в то же время изящных поворотов, он сбил два немецких истребителя «Фокке-Вульф-190» — как для киносъемки, хотя это было самое настоящее сражение, в котором дважды Герой Советского Союза, как всегда, рисковал жизнью.

Прощальная схватка вылилась в одну из самых красивых побед. 1 мая 1945-го он уже сидел в московской радиорубке на Красной площади и поздравлял советский народ с Международным днем солидарности трудящихся.

Третья Золотая Звезда в августе того же победного года подвела итог подвигам Ивана Кожедуба, ставшего на тот момент одним из трех трижды Героев — вместе с коллегой Покрышкиным и полководцем Жуковым. Казалось бы, абсолютный потолок славы земной был достигнут, оставалось с честью доживать свой век, передавая опыт безусым юнцам. Но летчик снова попросился на войну, чтобы в Корее сражаться против разрекламированной в пух и прах боевой авиации США.

Небо Кореи

В той кампании противостояние в воздухе было решающим. Американцы гордились своими «летающими крепостями», полагали, что те вытеснят русских с берегов Тихого океана.

Иван Никитович, которому лично участвовать в боях строго-настрого запретили, командовал дивизией. Комдивом он оказался дельным, его боевое соединение на Корейском полуострове было лучшим. Многое строилось на бессмертном девизе «Делай, как я», из способных летчиков Кожедуб готовил настоящих асов, для которых преград не существовало, лаконично наставлял: достаточно в трех боях уничтожить три вражеских самолета — и ты становишься неуязвимым. Кто не сбивал — не поймет.

Ему даже удалось послать в Москву «в оригинальной упаковке» новейший реактивный «Сейбр», почти не покореженный, со всеми заокеанскими авиасекретами. Счет побед и поражений в жестоком споре пилотов из дивизии Кожедуба с американцами 216 — 27, конечно же, в пользу советских асов. Имелись ли среди тех двух с лишним сотен личные трофеи трижды Героя? Военной тайны (ну, или обета молчания) он не нарушил, хотя не раз намекал в дружеских разговорах на то, что не всегда слушался приказа, парил-таки в корейском небе. А уж если летал, то, стало быть, и в боях участвовал. Но это все же из области догадок-домыслов.

В фальшивых легендах он не нуждался, реальных и непревзойденных достижений в его жизни было столько, что хватило бы и на десяток героев.

Конечно, лучший

Почему многие считают Ивана Никитовича лучшим истребителем Второй мировой войны? Во-первых, потому что его превосходство над любым из асов антигитлеровской коалиции неоспоримо: на счету — 64 сбитых «немца». Самый удачливый американский коллега Ричард Бонг уничтожил 40 японских самолетов. Покрышкин, которого Кожедуб всю жизнь почитал как заочного учителя, сбил, по официальным данным, пятьдесят девять крылатых машин врага. У остальных наших воздушных снайперов побед меньше, а союзники в этом плане — не конкуренты.

Сильнейший немецкий ас Эрих Хартман записал на свой счет 352 сбитых самолета. Однако личные победы Ивана Кожедуба приходятся на 330 вылетов и 120 воздушных боев, в то время как у немца эти цифры — 1425 и 825. Первому для одной звездочки на фюзеляже хватало менее двух боев, второму для аналогичной отметки — почти три. При этом советская система зачета сбитых была куда строже, нежели у Геринга. Нашим асам победы засчитывались исключительно по данным фотокинопулемета, гитлеровцам — по личному рапорту. Кожедуб вспоминал: «Меня сколько раз ребята донимали: «Никитыч, ты же «мессера» завалил, мы все видели, как он загорелся!» А я им: ну и что? Вдруг до своих дотянет. Нет, братцы, вот когда он в землю-то носом тюкнет, тогда я счет свой и пополню». Ну а Хартману (бесспорно, выдающемуся летчику) засчитывали любого «раненого» противника. Да еще и ведомые на него работали как на гордость люфтваффе. Советские пилоты — Кожедуб, Покрышкин и другие — напротив, помогали ученикам и товарищам пополнять счета, получать ордена, денежные премии, звания.

К тому же наш ас, единственный из летчиков такого уровня, ни разу не был сбит. Сколько бы пробоин ни появлялось в его машине, он всегда возвращался на родной аэродром. Не получил ни одного ранения, хотя стреляли в него тысячи раз — будто заговоренный! Обратим внимание и на такой знаменательный факт: почти всю войну Иван Кожедуб сражался на машинах отечественной конструкции, как правило, на истребителях Семена Лавочкина, и это был триумф не только нашей воинской доблести, но и русской инженерной мысли.

Прерванный полет

После Корейской войны он еще почти четыре десятка лет служил Отечеству. В 1985-м надел давно заслуженные им погоны маршала авиации. Парад и салют, посвященные 40-летию Победы, выдались тогда на славу. В последние годы на душе у ветерана было неспокойно: он не принимал новшеств «перестройки», видел, что страна разоружается, впадает в зависимость от тех самых американцев, которых он когда-то бил в корейском небе. Однажды Кожедуб с трибуны съезда народных депутатов СССР рубанул правду-матку о том, как «свободолюбивая» пресса оплевывает нашу армию, призывал это прекратить, «если нам дорога Родина». Жить ему оставалось несколько месяцев. На скромной даче в поселке летчиков Монино 8 августа 1991 года трижды Герою стало плохо. Врачи были бессильны: отказало сердце. Он не увидел ни трагикомического действа, связанного с «путчем», ни распада союзной державы после сговора в глухом Беловежье.

В новейшие времена у нас вроде бы научились снимать исторические боевики, и довольно странно, что до сих пор нет фильма о Кожедубе, о его блестящих, молниеносных победах над асами Геринга. При том, что Иван Никитович был не только великим летчиком, но и веселым, улыбчивым, остроумным человеком. Сыграть такого героя — мечта каждого артиста.

Ну а русские пилоты помнят его завет: «Летайте, друзья! Полюбите ваш самолет всей душой — и он ответит вам тем же. Будьте победителями!»

Иллюстрации: Александр Архипов. «Портрет И. Кожедуба»; на фото Василия Егорова/ТАСС трижды Герои Советского Союза Кожедуб, Покрышкин, Жуков.