История о Тартюфе, лицемере и мошеннике, прикидывавшемся святошей и едва не погубившем добропорядочное семейство во главе с не замечавшим обмана Оргоном, – одна из популярнейших пьес отца классической комедии Жан-Батиста Мольера. Театр Моссовета решил показать, что ее идеи не утратили смысла спустя четыре века после первой премьеры.
«Тартюфа, или Обманщика» принято трактовать как карикатуру на ханжество, на тех людей, что под маской пылкой религиозности прячут свою низкую натуру и манипулируют окружающими, а заодно давят все живое, до чего способны дотянуться.
Что и говорить, такой типаж актуален не только для мольеровских времен. Человеческое общество полно тартюфами, учащими других, как жить, не имея на то никаких оснований, кроме дутого авторитета. Но личность фальшивого святоши – далеко не единственная проблемная точка пьесы Мольера, а вместе с ней и нового спектакля Театра Моссовета, вполне добросовестно ей следующего, несмотря на эпатажно современный антураж.
Ведь Тартюф не может существовать без своей жертвы, а ею стал не какой-нибудь доверчивый лопух, а очень даже неглупый и опытный Оргон. Так и сегодня мы удивляемся, когда узнаем, как очередной псевдогуру, инфоцыган или какая-нибудь тоталитарная секта промывают мозги вроде бы вполне здравомыслящим людям. Но мы недооцениваем умение мошенников играть на тонких струнах человеческой души.
Итак, худрук Театра Моссовета Евгений Марчелли ставит Мольера на камерной сцене театра – «Под крышей», ставит в полном соответствии с тем, что от этого режиссера привыкли ждать, а ждать привыкли ультрасовременного антуража, полуголых тел и бьющих через край эмоций.
В девяти случаях из 10 герои моссоветовского «Тартюфа» разговаривают на повышенных тонах, а часто попросту орут что есть мочи. Понятно, что ситуация в благородном семействе напряженная, все на взводе, но... Нередко кажется, что «выкрутить ручки громкости и эмоций» до упора вправо – это прием, позволяющий режиссеру и актерам не вдаваться в тонкости, в которых, собственно, и состоит театральное искусство. В любой непонятной ситуации впадайте в истерику – похоже, что этим добрым советом в постановке немного злоупотребляют.
То, что женские персонажи спектакля предпочитают нижнее белье любой другой одежде, никак не удивляет постоянных зрителей Марчелли – что греха таить, люди, одетые в исподнее, удерживают на себе внимание без всяких усилий. Любой дизайнер скажет: если не знаешь, что поставить на рекламный плакат, ставь полуголую женщину – не прогадаешь.
Но, быть может, мы просто глядим на этих дам глазами Тартюфа – снаружи нудного моралиста, требующего прикрыть декольте платочком, а в душе настоящего эротомана? Тоже более чем современная тема: псевдогуру нередко ловят на домогательствах к женщинам.
Но какими бы соблазнительными ни были формы и наряды Марианны, Дорины и Эльмиры, все они отходят на второй план, когда на сцене появляется сам Тартюф в исполнении Виталия Кищенко. Вот уж точно главный магнит для зрительского внимания. В брюках, натянутых по грудь, знакомый многим типаж «странного соседа по двору», фрика, а, возможно, даже маньяка, наблюдая за Кищенко, нельзя не пожалеть, что Мольер с Марчелли уделили его герою в пьесе не так много места, как могли бы, ведь по большому счету зритель узнает о нем с чужих слов.
Ни Мольер, ни Марчелли не вдаются в детали того, как этот странный типаж смог втереться в доверие к такому респектабельному господину с внешностью крупного бизнесмена, как Оргон в исполнении Валерия Яременко. Возможно, это и к лучшему: пусть зритель пофантазирует сам, ведь, как уже было сказано, у многих в жизни есть примеры знакомых, подпавших под влияние таких вот вампирических учителей жизни. Но влияние это действительно бывает страшным; так и Оргон готов проклясть и едва не убить родного сына, пытающегося донести до отца правду о мошеннике.
Единственным сочувствующим Оргону в обожании Тартюфа оказывается Оргонова мать госпожа Пернель (Ольга Остроумова), все остальные настроены решительно против, но близорукому главе семейства их критика нипочем – в жизни мы нередко видим и такое.
Поэтому-то переломный момент в мольеровской пьесе – когда Оргон соглашается спрятаться под столом, чтобы подслушать разговор жены и влюбленного в нее Тартюфа, – такой шаткий: по всей выстроенной до того логике персонажа он должен был бы с гневом отвергнуть такое гнусное предложение – подсматривать за «святым человеком». Но так у Мольера, так и у Марчелли.
Но вот Тартюф разоблачен и отправляется за решетку благодаря вмешательству самого короля – этот внезапный льстивый ход непримиримого сатирика Мольера тоже перекликается с современностью, ведь сегодня обращение к верховной власти оказывается порой единственным способом решить проблему «на местах».
В чем точно не откажешь «Тартюфу» Моссовета, это в яркости, броскости, одной из характерных черт почерка Марчелли. Усыпанный пестрыми блестками и резиновыми игрушками пол, шумная модная вечеринка, шумные диалоги – «Тартюф» гремит и блещет. Ведь это все-таки комедия, а комедия – всегда маленький праздник, и праздник этот удался.