Драматург Олег Богаев: «На Урале чаще идут в писатели, чем в юристы»

Известному драматургу, главному редактору журнала «Урал» Олегу Богаеву — 55. Именинник рассказывает «Культуре» о том, что из себя представляет литературный Екатеринбург, как звучит кредо журнала «Урал» и что такое «светлуха» в современной драматургии. 

— Что из себя сегодня представляет Екатеринбург литературный?

— Если раньше на всю страну гремел Свердловский рок-клуб, то сейчас у всех на слуху УПШ, Уральская поэтическая школа. Это очень сильная группа поэтов во главе с Юрием Казариным. Довольно быстро стал известен прозаик Алексей Сальников. И конечно, нужно сказать об уральской школе драматургии, созданной Николаем Колядой. Это совершенно особое явление в культурной жизни города, о котором мне проще говорить, потому что я долгие годы преподаю в Екатеринбургском театральном институте, а сейчас являюсь заведующим кафедрой литературного мастерства.

Вообще, театральная, музыкальная и художественная жизнь на Урале развивается, несмотря ни на что, даже более активно, нежели 15 лет назад. Особенно ярко развивается литературная жизнь. Надеюсь, во многом это связано с деятельностью журнала «Урал». Качество литературных текстов становится выше, у людей все чаще появляется желание высказаться в поэзии, прозе или в драматургии. Проще говоря, люди сегодня чаще идут в писатели, нежели в юристы или в журналисты. Это мы не наблюдали в начале 2000-х. Конечно же, мы печатаем не только наших уральских литераторов. У нас поэт Александр Кушнер достаточно часто публикуется. Я считаю, что это очень правильно: задается высокая планка, он по-прежнему пишет очень свежо, очень ярко. Он приезжал к нам на фестиваль в 2016 году, вместе с супругой. Здоровье не то, но харизма, настоящий поэт.

— Десять лет назад в Екатеринбурге появился фестиваль толстых литжурналов. Какие основные проблемы возникают в обсуждениях?

— Такие журналы, как «Урал» и «Сибирские огни» — это государственные бюджетные учреждения культуры. В отличие от тех же «Дружбы народов», «Знамени», «Нового мира». На наших круглых столах главная тема — одна и та же: как может существовать литературный журнал без поддержки государства? И в общем все мы приходим к одному: никак. Если журнал хочет выжить, он рано или поздно должен стать госучреждением и получить серьезную господдержку. Уверен, рано или поздно это произойдет со всеми нашими «толстяками». Хорошо это или плохо, я не знаю. Но ведь сегодня финансовая составляющая в журналах очень нестабильна, нет в стране меценатов.

«Урал» ежемесячно выходит тиражом 1100 экземпляров. В штате — 8 сотрудников, плюс уборщица, корректор, бухгалтер, контрактный управляющий. Мы выпускаем литературную продукцию на достойном, профессиональном уровне. А для этого требуются финансы. Серьезная статья расходов — аренда помещения, которое редакция занимает со дня основания журнала, с 1958 года.

— А вы строгий начальник?

— Был строгий, теперь нет. Нет смысла гонять подчиненных по углам. Зачем? Люди в журнале работают высоко профессиональные, таких, я думаю, не найти днем с огнем, к тому же практически все лауреаты самых разнообразных всероссийских премий: от «Большой книги» (Сергей Беляков) до «Кинотавра» (Андрей Ильенков). Есть даже лауреат премии МВД России «Долг. Честь. Достоинство» (Надежда Колтышева). Про поэта и профессора Казарина я не говорю — все стены кабинета завешены наградами. Ну и я тоже премиями не обделен. Правда, последние лет пять только в жюри, как автор не участвую. Не пишется. Все силы отдаю обучению молодых. Талантливых авторов невероятно много. Русская земля полна талантов - заезженная фраза, но поразительно точная. Русский язык, и наш человек — литературоцентричен. Самотеком по обычной и электронной почте в среднем приходит по 30 подборок в день, от прозаиков — 20 писем, обязательно один-два романа присылают ежедневно. У наших сотрудников сложный график. Все обладают огромным опытом, работают редакторами много лет, никто не молодеет. У меня приемный день — вторник. И постоянно с утра приходят сумасшедшие с вопросами: почему вы пришли к девяти часам — я пришел в восемь, вас еще нет…


Фотография предоставлена Юрием Татаренко

— Как бы вы сформулировали кредо журнала «Урал»?

— Фиксация литературного процесса. Это наша главная задача. У меня в кабинете стоят журналы по месяцам с 1958 года. Берешь любой номер и читая, сразу видишь то время: как думали, чем жили, как любили и страдали…

— Вопрос теперь не к главному редактору, а к заведующему кафедрой литературного мастерства. Сложно ли научить человека ремеслу написания пьесы?

— Не сложно, как мне кажется. Вот Ярославу Пулинович научили же (улыбается). И очень успешно. В драматургии главное — характеры и конфликт. Еще, конечно, важно чувствовать время, в котором ты живешь. Я пишу пьесы 30 лет. И уже знаю, что теоретик драматургии Эндрю Мэт действительно прав — каждому времени соответствует свой жанр, жанры сквозь исторические процессы движутся по кругу: комедия, трагикомедия, драма, трагедия, мелодрама. И действительно: конец 80-х — это комедия, все 90-е — это трагикомедия, далее — 20 лет драмы, и сейчас мы внутри трагедии. Радуют две вещи: первое — впереди нас ждет всеобъемлющая мелодрама. И второе профессиональное — сегодня очень много живого материала для трагедий. К сожалению, это не мое время, я не трагик, а комедиограф, но уверен, очень скоро появятся новые авторы-трагики. Сегодня очень большой запрос на драматургию.

Мы в театральном институте каждый год выпускаем по 6-8 драматургов. И они, как правило, все так или иначе находят себя в профессии. На худой случай, не в театре, так в кино. У нас за 30 лет создана серьезная система обучения авторов, кто-то это называет уральской школой драматургии, кто-то просто «школой Коляды», но суть одна — создано культурное и художественное пространство, в котором «расцветают» таланты.

— У вас как у автора живет страх написать плохой текст?

— Нет, теперь уже нет. Раньше было иначе, сейчас все равно. Знаете почему? Хороший текст к тебе сам придет. В виде первого образа, идеи, неожиданного конфликта. Просто когда занимаешься драматургией всю жизнь, остальное неважно.

— Работаете по ночам или с утра до вечера?

— По-разному. Как правило, пишу ночами. Если это инсценировка на заказ, требуется много времени на изучение материала.

— Часто инсценировками приходится заниматься? Признайтесь, это выгодное дело?

— Иногда да, иногда нет. Но современного прозаика инсценировать сложнее, чем классика. Я лет 10 назад Алексея Иванова инсценировал, роман «Блуда и МУДО». И пока работал, не отпускала мысль: Гоголь с Толстым не придут смотреть спектакль по твоей пьесе — а Иванов придет…

— Если бы получили заказ написать биографию для серии «ЖЗЛ», о ком написали бы?

— Как-то наш региональный министр культуры говорит мне: «А о Коляде можешь написать книжку?». Я обещал подумать. Коляда — личность уникальная, совершенно театральный человек, создавший себя сам, невероятный характер, судьба, человек-театр.

— Много ли у вас любимых драматургов?

— Ионеско. Шекспир —выдающийся человек Слова, инопланетянин. Вся драматургия Чехова.

— А с прозой вы не пробовали подружиться?

— О чем вы! Жизнь и так коротка! Все не успеть.

— Первую пьесу «Русская народная почта» вы написали в 24 года, верно?

— Да. (со смехом) Ранний успех — вещь травматичная. Помню, в Москве меня в один день вызвали к себе Галина Волчек, Олег Ефремов и Олег Табаков. А я пацан из провинции, и меня сразу крыша поехала от всего этого! Выхожу из «Современника» и не могу попасть на улицу, бьюсь о турникет, а он закрывается. А мне к Ефремову ехать! Я уже просто ничего не понимаю, и тут подходит мент и говорит спокойно: «Друг, успокойся, выход с той стороны». А как быть спокойным, если с тобой говорят люди из телевизора, артисты всеми любимые?

— И как же так вышло, что Табаков выиграл и у «Современника», и у МХАТа право на первую постановку «Почты»?

— Там еще параллельно Михаил Александрович Ульянов проявил большой интерес. И когда в 2002-м Владимир Мирзоев сделал телеспектакль по «Почте», Ульянов сыграл главную роль. Ну, а Табаков… Что Табаков? Он же всегда победитель. К тому же вопрос финансовый для меня важен был в те времена. Я думаю, сейчас всех этих людей мало кто помнит… И это грустно.


Фото представлено Олегом Богаевым

— Современную драматургию нередко упрекают в избытке чернухи. Согласны ли вы с таким мнением?

— Сейчас уже есть проблема светлухи! (улыбается) Помню, давно-давно приехал на «Любимовку», подходит Владимир Павлович Гуркин, автор комедии «Любовь и голуби», и говорит: «Что же вы, Олег, все чернушку свою пишете? Надо как Оля Мухина…» А я отвечаю: «Ну, давайте мы такой термин придумаем — светлуха».

Сейчас пишут светлуху практически все. Даже у нас в Екатеринбурге. А ведь это место маргинальным в смысле драматургии считалось. Почему-то все драматурги вдруг стали какие-то дикими оптимистами…

— Мне довелось сыграть в вашей пьесе «Мертвые уши» — в начале двухтысячных в Томской драме ее поставил ваш земляк, Роман Виндерман. А у какой вашей пьесы самая удачная судьба?

— В основном ставят одну пьесу, «Русскую народную почту» — в России и за рубежом. Она переведена на европейские языки. Идет, к примеру, в Париже — но не в театре «Одеон», не в «Комеди франсез». Забавно слышать от наших драматургов: «А меня в Англии поставили!» Потому что в Лондоне есть театр «Ройал-Корт», маргинальный. И там они сегодня поставили тебя, а завтра автора из Эфиопии. Понимаете? Но у нас же никто этого не знает.

— На конкурсы современной драматургии присылают по 800 пьес. Как вы объясняете всплеск интереса к такому непростому жанру?

— Думаю, тут все просто: чужой пример заразителен. Когда я начинал писать, были литературные премии именно для драматургов. И за «Антибукер» в 1997-м я получил 12 тысяч плюс 1 доллар. Можно было купить жилье в Москве. Так что у авторов есть финансовый интерес.

Крайне важно, чтобы пьеса содержала в себе сюжет. А еще, как я сказал ранее, характер яркий и конфликтность. Если это присутствует, то театр заинтересуется. То есть не театр, а конкретные люди: актеры, режиссеры. Театр рассказывает людям о людях. Надо быть готовым: режиссер может что-то изменить в тексте пьесы. И это правильно, именно он — главный человек в театре.