
Новый проект предлагает зрителям умилиться, порадоваться, смахнуть слезу по ушедшим беззаботным денькам. Впрочем, задержаться в нирване не получится: вспомнятся и наказания за проказы, и страшная черная рука. Но главное — произойдет встреча с чем-то очень личным: тем, о чем помните только вы.
Проклятие тематических детских выставок в академических музеях — труднопреодолимый пафос и обилие розового сиропа, которым пропитаны аннотации и каталоги. Это в полуподвальных галереях и модных пространствах не смущаются благостностью вопроса: такого бессистемно наворотят и выставят, что хоть святых выноси. Здесь же, в тиши намоленных анфилад, так нельзя — сами стены обязывают и хрестоматийные имена взывают. Но в этот раз Русский музей решил всмотреться в детство и отрочество каждого из нас, следуя непростой методологии: работы шедеврального уровня дополнены актуальным искусством — иногда очень спорным — и они вместе, включая даже документальные вещи из семейных загашников, ведут рассказ о феномене взросления, глубоком и неизбежном изменении человеческой личности. О ее восхождении — а может быть и спуске — по лестнице жизни. Эта дорога, на которой дети выступают и как объект, и как субъект происходящего, вроде бы ясна и понятна: вот дом, вот мир, вот путешествие, страхи, игры, воображение, будущее. Сокуратор проекта, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений ГРМ Антон Успенский в беседе с журналистами отметил: «Пестрый материал выставки, каким он кажется на первый взгляд, довольно сложно структурирован, и по мере вхождения в это пространство каждый взрослый почувствует свое детство, и не только свое».


Но устроители выставки сами немного заблудились в волшебном мире детства. Архитектура проекта получилась не вполне внятной, да и изначально не могла быть таковой — по причине самой сути изучаемого предмета. Вот вы можете представить себе детскую, в которой всё — стул, стол, шкаф с кроватью, одежда, мячики, скакалки — остаются чинно разложенными по местам более десяти минут? Так же и на выставке — все идеи переплетены, взаимно проникают друг в друга, формируя сложнейший каркас, состоящий из эмоций, воспоминаний, надежд, сожалений и собственного опыта посетителей. Иначе и быть не может — ведь это детство, основа основ и начало начал. Нет, конечно, бывает, когда в детской все проистекает строго и по порядку из года в год. Но копнешь — и увидишь, сколько скрытых чудовищ обитает в таких тихих омутах. Про это во время осмотра тоже вспомнится не раз.


Сокуратор выставки, старший научный сотрудник Отдела новейших течений ГРМ Ольга Алексеева в коротком выступлении перед СМИ отметила, что по замыслам проект не должен оказаться «популистским и поверхностным»:
— Мы должны были сделать выставку, которая бы на языке искусства XX-XXI века не говорила о детстве, а размышляла о взрослении. Она рассчитана и на детей, и на взрослых. Главная цель — чтобы каждый нашел частичку своего детства, какие-то моменты, которые нам бы рассказывали о воспоминаниях, путешествиях, о мире вокруг нас. Мы попытались собрать воедино и столкнуть очень разные объекты — чтобы выставка была непохожей на другие. Цель — вспомнить, кто мы есть, откуда идем и, возможно, передать частичку того, о чем забыли, нашим детям.


Экспозиция разместилась в Мраморном дворце: основные залы находятся на третьем этаже, меньше экспонатов на втором, оттуда мы и начнем осмотр — сразу окунаясь в яркий мир авторских статуэтных «игрушек» Виктора Гоппе. Музыкант с банджо, матрос, еще один музыкант с чем-то вроде саксофона и множество их деревянных собратьев, покрытых ласковой краской — великолепные образцы конструктивистской скульптуры. Здесь же притих деревянный Пиноккио, которого автор Алина Майер собрала из чурочек — смиренная поза героя, конечно, не должна никого обманывать: деревянный человечек всегда готов к проказам. Целеустремленность исполненных в натуральный детский рост фанерных «Юннатов» (Софья Азархи) захватывает, а их сачку трудно не позавидовать. Начать показ с таких теплых материалов, как фанера и дерево, — отличный ход. Сразу вспоминаешь этот непередаваемый запах краски на гладких колесиках и других составных частях пирамидок, которые приходят в наше детство с самой ранней поры, когда мы еще и говорить не умели.


И от беспримесной детской зависти никуда не деться. В соседнем зале уже хочется не сачка, а целую коллекцию педальных машинок из собрания Вадима Кунина — какие же они все манящие и завлекающие, вот так бы сел и полетел во весь опор со двора. Культурные журналисты подзатаскали понятие экзистенциальности, его даже озвучивать уже неудобно, и все же именно оно вспоминается, когда видишь, как деревянный мальчик («Беговел», Роберт Лотош) тоскливо смотрит на машинку, которая ему и не снилась — вот так драматично устроители расставили экспонаты. Из гаража собирателя Кунина в Мраморный дворец приехали и самоделки, выполненные по чертежам журнала «Юный техник», а также других, еще довоенных лет, и нарядненький трактор «Орленок», выпущенный на излете советской эпохи, и брутальный (еще бы!) педальный «Урал», отштампованный на рубеже 1950-1960-х на суровом Челябинском кузнечно-прессовом заводе. Но устремление настоящей мечты деревянного пацана — восхитительно красная и ласковая «Зиронька» производства Львовского завода автопогрузчиков: прямо гоночный болид! Тоска здесь витает с робкой надеждой — а ну дадут сделать кружок! Но нет, на таких машинках катались лишь избранные дети.

По правде, если говорить не о возможности приобретения вожделенной игрушки в частную собственность, вообще-то катались еще как. И даже, несмотря на пухлость, автор этого текста. Тем временем, мы уже перебрались на третий этаж и набрели на «Коня педального», которым в свое время всю страну завалил московский завод «Знамя труда»: в городе моего детства был целый гараж таких в парке аттракционов — тихих, камерных, если сравнивать с нынешними. Плати две копейки за минуту радости — и вперед, только еще приходилось позировать уличному фотографу, чтобы любимой бабушке было чем пополнить семейный альбом.

Педальный конь помещен в, пожалуй, кульминационном по смыслу зале. Здесь всё — и игра, и страхи, и даже настоящие ужасы, и что-то еще, смутно ощущаемое как надежда, что все будет хорошо, даже если вопреки всему. Конь рифмуется организаторами с парными скульптурами Анны Крыжановской: «Мальчик с котенком» — что может быть милее? Разве что девочка, но не с гипсовым пушистиком, а уже с грузовичком: вот такие гендерные перевертыши родом из тридцатых. Самое неоднозначное десятилетие в истории нашей страны проявляется еще раз чуть подальше: «Мальчик в бескозырке» с мишкой в руке создан Сергеем Судаковым в прошлом году, но в своей фактурной деревянной ритуальности — как у гроба стоит на посту — экспонат полностью созвучен с висящей сбоку картиной Алексея Зернова «Происшествие»: прочь стремится подзадержавшийся грузовичок, словно только что переехавший тряпичного мишку. Игрушечное туловище распластано как на секционном столе, голова с глазами-пуговками отчленена и лежит отдельно. Работа написана в 1937-м.

Это отчетливый страх. Будет и безотчетный — у соседней стены. В каком-то заворожении, словно кролик перед удавом, я провел время перед «Чебурашкой», работой молодого петербургского скульптора-сварщика Антонины Фатхуллиной. Ажурная конструкция отбрасывает такие причудливые психоделические тени, что я почувствовал себя Хомяком из знаменитой серии позднесоветских мультфильмов, который, вдоволь наиздевавшись над мрачными фантазиями своего друга Суслика, сам чуть позже убоялся паучьего напечатления над своей уютной кроваткой. Словом, Чебурашка это только Чебурашка — но не для меня и не в этот раз. Думаю, схожие эмоции будут и у некоторых других посетителей выставки.


Ряд многоплановых экспонатов, осмысление которых лучше производить в присутствии гештальт-терапевта, продолжает бронзовый «Мальчик, надувающий мяч» (скульптор Вадим Трояновский) — процесс здесь идет с напряженной сосредоточенностью роденовского «Мыслителя». Дивный сюрреалистический фарфор по эскизам Анатолия Белкина объединяет в едином творческом высказывании эстетику классических советских статуэток с почти киберпанком. Фигурка «Детство Самсона»: там пионер ласково приручает какого-то котика, причем зверушка ощерилась в духе Чужого из киноэпопеи Ридли Скотта. «Путешествие натуралистов» проходит на неопознанном членистоногом. «Встреча в песочнице» повествует о диалоге девочки с куличиком и гигантской антропоморфной постапокалиптической мухи. Здесь можно бы и залипнуть, но представлена вся эта прелесть не вполне удобно для публики. Зато чуть дальше очень удобно созерцать еще одну сагу о взрослении авторства уже упоминавшегося и предельно чудесного скульптора Роберта Лотоша. Предметом его психологического деревянного ваяния стал Лёва — уж не знаю, сын ли или просто знакомый мальчик. Фигуры три, но это не детство, отрочество и юность Льва Толстого, а просто Лёва, сидящий Лёва и Лёва, ковыряющийся в носу. Как по мне — ничуть не хуже, чем у литературного классика. Даже доходчивее.


Впечатлившись тут же заодно «Лисичкой» (Сергей Судаков), которая направилась вдаль с целеустремленностью и с распальцовкой девушки из колодца из культового японского ужастика «Звонок» Хидэо Накаты, возвращаюсь назад, где помогает прийти в себя наша прекрасная живопись: Серебрякова, Петров-Водкин, Самохвалов. Есть много современных работ — они вместе с классикой представлены пятьдесят на пятьдесят, всего около восьмидесяти имен. И не пройти мимо стены, составленной из светящихся прозрачных фотографий. Куратор Ольга Алексеева собрала детские снимки участников команды проекта, обработала их в стиле «Кодак Голд» из восьмидесятых и получила, в общем-то, коллективный портрет нашего общего детства. Тут бы, наконец, и умилиться. Но становится очень грустно, когда, глядя на — сейчас будет махровый штамп, извините — распахнутые глазенки ребенка, узнаешь, что это брат одной из создательницы выставки и что он недавно ушел — в совсем неподходящем для этого возрасте. Есть и утешение. Это осознание, что мы все, конечно, не уйдем, а вернемся в ту самую солнечную безмятежную страну, откуда и пришли. А здесь тоже останемся — до тех пор, пока в наши фотографии будут всматриваться. Детство — категория хрупкая. Но трава непременно прорастет снова. Играют же на еще одной прекрасной картине с выставки девочки мячиком об стенку — медитативно, надмирно. И — очень просто. Ничего, что окно разбито — зато солнечно и наконец-то тепло и тихо. Акварель называется «Ленинград. После обстрела». Георгий Фитингоф написал ее в 1942 году.

Выставка работает до 30 марта
Все фотографии: Евгений Хакназаров
НОВОСТИ СЕГОДНЯ
Похожие новости: