Балет «Дягилев»: создатель «Русских сезонов» оказался человеком с неуравновешенной психикой

На Новой сцене Большого театра прошла мировая премьера балета «Дягилев». В титульной партии премьер Большого — Денис Родькин, он же худрук проекта.

Балет поставлен на музыку Мориса Равеля и Клода Дебюсси, и его небольшой двухактный формат явно ориентирован на гастрольную жизнь. В нем участвуют артисты Большого театра: прекрасные танцовщики — на сцене, музыканты и маэстро Павел Сорокин — в оркестровой яме. Но создан спектакль не Большим театром, он осуществлен при покровительстве фестиваля «Нам нужен Дягилев». На постановку пригласили хореографа Алессандро Каггеджи: родился в Великобритании, имеет итальянские корни, окончил Московскую государственную академию хореографии, восемь лет танцевал в труппе Татарского театра оперы и балета имени Мусы Джалиля, с 2023-го — солист театра «Урал Опера Балет». В постановочную команду вошли художник Игорь Чапурин — основатель бренда CHAPURIN, дизайнер, много лет связанный с балетом, и режиссер МХАТа имени Максима Горького Сергей Глазков.

Денис Родькин в роли Сергея Дягилева, Элеонора Севенард в роли Тамары Карсавиной и Дмитрий Смилевски в роли Вацлава Нижинского

Открывший русское искусство миру, великий импресарио Сергей Дягилев, чье имя давно уже превратилось в миф, авантюрист и новатор — далеко не первый раз выходит на балетные подмостки, но главным героем сценического произведения ранее не становился. Место действия балета — парижское закулисье. Время действия — 1912 год. Сергей Дягилев уже давно в свободном плавании, познал успех, почти славу. Он так и не пережил унизительную отставку из Дирекции Императорских театров, но именно она подтолкнула его к созданию своего кочевого дела: сначала были выставки живописи и главная из них «Два века русской живописи и скульптуры» в Парижском Гран-Пале, потом — «Русские исторические концерты», следом в Парижскую Оперу отправился «Борис Годунов» с Шаляпиным в главной роли. Год 1909-й объявили оперно-балетным сезоном, и он прошел с безоговорочным триумфом — Париж ахнул.

К 1912 году Дягилев решил, что его «Русский балет» застоялся, напряглись отношения с Михаилом Фокиным — импресарио показалось, что его главный хореограф «отстает от жизни». Художественное чутье и жажда азарта подсказывали: публику пора удивить, шокировать, а может, и возмутить. Для этого Дягилев поручил постановку балета «Послеполуденный отдых фавна» на музыку влюбленного в русские антрепризы Клода Дебюсси своему танцовщику-фавориту Вацлаву Нижинскому и напутствовал его сочинять «некрасивую и негармоничную» пластику. Премьерная публика впала в шок и разделилась на два лагеря: раздавались гром аплодисментов и свист, происходили потасовки, но билеты раскупались моментально — парижане хотели определиться, в какой группе окажутся они, увидев «эротичные и бесстыдные» позы странного божества. Параллельно Фокин репетировал балет «Дафнис и Хлоя». Премьера прошла успешно, но хореограф не простил обиды и оставил труппу.

Денис Родькин — Сергей Дягилев, Дмитрий Смилевски — Вацлав Нижинский

Все эти фабульные повороты дягилевской жизни не будоражат фантазию авторов, и они не только искажают реальные факты (это как раз допустимо в сценическом прочтении определенной судьбы), но и ставят балет, где «мысли Дягилева обретают очертания», «мечутся неясные тени, образы, воспоминания», а «после премьеры импресарио ощущает, что его душа рассыпается на части». Все выражения взяты из многословного либретто, которое желательно прочитать заранее — иначе многого не понять. Сам спектакль решен как «балет в балете»: в «Дягилеве» репетируют «Дафниса и Хлою», все, кто готовили ту далекую премьеру, становятся персонажами нового спектакля — заглавный герой, хореограф Михаил Фокин, первые исполнители центральных партий Тамара Карсавина и Вацлав Нижинский, композитор Морис Равель, художник Леон Бакст.

Есть еще Цыганка, ее появление связано с легендой о том, что гадалка предсказала Дягилеву «смерть на воде». Так и случилось: он умер в Венеции — городе, стоящем «по колено в воде». Распахивается занавес, обнаруживая черное пространство со зловещими отсветами зеркал. Цыганка (Анастасия Меськова) появляется уже в прологе, и ее дуэт с Дягилевым вносит в спектакль мистическую, колдовскую, инфернальную ноту, напрасно готовя нас к страшной сказке. Гадалка возникнет еще, чтобы напомнить о пророчестве и «подогреть» страх жизни сомнениями и страданиями. Она кажется альтер эго Дягилева или его двойником — тоже в черном и с белым локоном в волосах.

В роли Дягилева — Денис Родькин, который небезуспешно добивается портретного сходства своего героя с прототипом: седая шиншилловая прядь, появившаяся в студенческие годы, отлакированные волосы и тоненькие усики, как у Петра Первого, которому Сережа Дягилев поклонялся и называл своим дальним предком. Знаменитые черные цилиндр и пальто завершают образ. Дягилева раздирают смятенные мрачные бури, истерические припадки, маниакальные видения. Авторы возразят — мол, это метафора внутреннего состояния. Понимаю, читала в либретто: «опустошен и вымотан», «осознает усталость от вечной гонки, в которую превратил свою жизнь, но не может оставить стремление опередить время». На самом деле ему идет сороковой год, его еще не утомила азартная жизнь пилигрима, в нем бушует пытливая неуспокоенность, он наслаждается удовольствиями, окружающим он кажется волшебником, правда с горячим характером и каким-то магическим колдовским шармом (об этом пишут все — друзья и недруги). Почему же исполнитель заменяет свое природное обаяние, на котором держатся многие его сценические образы, самолюбованием?

Нрав балетного Дягилева очень странен — в нем сатанинская самоуверенность Воланда, усталого вестника вселенского зла. В многочисленных интервью Денис Родькин говорил и о Воланде, и о Мефистофеле. Но если бы и не сказал, то мы бы догадались — в его герое действительно побеждает демоническая сила. Правда факта — не для этого балета: человеческие отношения Дягилева с Нижинским — сведены практически на нет, с ним Хозяин груб и жесток. А на самом-то деле в те годы Сергей Павлович заботился о своем юном гениальном танцовщике, которого уже называли «богом танца», и открывал ему, закомплексованному мальчишке, мир искусства. Временами, когда Дягилев — Родькин особо рьяно размахивает тростью или отчаянно обхватывает голову, он кажется безумцем. Такой трактовкой балет приоткрывает дверцу в сказку, где Мальвина и Пьеро так боялись маркиза Карабаса-Барабаса.

Спектакль оказался по-детски наивным и на удивление иллюстративным. Тройку знаменитых мастеров — создателей «Дафниса и Хлои» — Игорь Чапурин одел в фантазийные костюмы: жилет, рубашка, брюки — в песочно-коричневых тонах — у Равеля, берет и свободная сине-фиолетовая блуза с аппликацией Бакста навеяна портретом Модильяни, франту Фокину достались желтые рубашка и пиджак. Алессандро Каггеджи придумал для каждого жесты и движения, объясняющие их профессии: композитор машет воображаемой дирижерской палочкой, отбивает ритм, тянется к нотной бумаге; художник — работает воображаемой кистью; хореограф выполняет па из ежедневного балетного экзерсиса, а в период сочинения танца замирает в эффектных позах. Вячеслав Лопатин (Равель), Денис Савин (Бакст), Семен Чудин (Фокин) — индивидуальности разные, но все они не только неординарные талантливые танцовщики, но и прекрасные артисты, мастера тонкого, мягкого, живописного перевоплощения, великолепно умеющие проводить через весь спектакль собственные смыслы и внутреннюю тему образа. Но в «Дягилеве» ни у кого из них нет своего пластического языка. Есть эпизодический танец-трио и даже отдельные сложные виртуозные прыжки и вращения, но нет простроенных содержательных ролей — великолепные и любимые танцовщики оказываются мазками в коллажной композиции.

Гораздо больше повезло с танцами, которые складываются в осмысленные фрагменты, Дмитрию Смилевски. Его Нижинский — удача спектакля: поначалу он кажется долговязым мальчуганом-старшеклассником — худой, нервный, рефлексирующий. Его Вацлав с такой самоотдачей, образцово выполняет все классические движения, что заподозрить его в безрассудно-стихийном новаторстве, бросающем дерзкий вызов незыблемому академизму, при первых появлениях трудно. Однако юному премьеру Большого театра удалось передать предчувствие драматической судьбы своего героя. Когда он начал терять равновесие после исполнения крошечного монолога, сотканного из движений Петрушки и Фавна, и нимфы покрыли его тело своими шарфами как белоснежным саваном, то поверилось, что в клинику для душевнобольных гениальный Нижинский попадет совсем скоро — не пройдет и пяти лет...

Тамару Карсавину танцует Элеонора Севенард — в ней есть то роковое женское совершенство, что необходимо для Хлои. Хореограф отказался от фокинской идеи использовать греческую пластику и создал милый неоклассический дуэт для Дафниса и Хлои — танцовщики исполнили его чисто и выразительно. Карсавина оказалась одной из немногих ролей спектакля, где перед балериной поставлены конкретные актерские задачи, и Элеонора с ними деликатно справлялась. Ее героиня усмиряла разбушевавшегося Дягилева, гасила вспышки разногласий, уклонялась от ухаживаний влюбленного в нее Фокина.

Несколько раз в балете появляются двойники Дягилева, одетые как он: черные цилиндры и черные пальто. Наверное, это продюсеры — гости из будущего? Они пришли из нашего времени. Гениальное художественное предприятие под названием «Русские сезоны» по сути дела было первым проектным опытом, хотя в искусстве понятия «проект» еще не существовало. Не знал балет и слова «продюсер» — Дягилев почувствовал приближение новой профессии, которая крепко встанет на ноги через десятилетия. Потому Сергей Павлович, умевший объединять, увлекать, предвидеть, остался — первым, единственным, великим...

Фото: Сергей Карпухин/ТАСС и Владимир Астапкович/РИА Новости