Анатомия чуда: как экономике СССР удалось одолеть боевую машину вермахта

У Советского Союза не было шансов выстоять – так утверждают немало исследователей, сравнивая экономические потенциалы СССР и нацистской Германии в 1941-м. Однако наша страна не только выстояла, но и победила. Споры о том, каким чудом это удалось сделать, не утихают по сей день. Одни говорят о стойкости и самоотверженности народа, другие – о преимуществах социализма, полководческом гении Жукова, управленческих талантах Сталина, третьи вспоминают бескрайние просторы и громадные людские потери, четвертые говорят о факторе союзников и скрытых болевых точках Третьего рейха. Мы рассмотрим главные экономические аспекты войны и дадим возможность определить их удельный вес в цене Победы.

К 1941 году экономика советского государства уступала экономике Третьего рейха практически по всем ключевым параметрам. ВВП СССР, по расчетам американского историка и экономиста Марка Харрисона, равнялся $359 млрд, а ВВП гитлеровской Германии – $441 млрд. В пересчете на душу населения разрыв был еще внушительней – $1894 против $4900, т. е. в два с половиной раза. Схожие параметры мы увидим и при сопоставлении отдельных отраслей. Так, в период с 1941 по 1945 год немецкие металлурги выплавили 98,1 млн тонн чугуна и 133,7 млн тонн стали, советские – в три раза меньше, 31,5 млн и 45,4 млн тонн соответственно. Германия произвела 334 млрд кВт⋅ч электроэнергии, СССР – 147,3 млрд кВт⋅ч.

Как признавал военный историк Алексей Исаев, «если сравнить две страны по формальным показателям – количеству металлорежущих станков, возможности производства тех или иных компонентов, то кажется, что у Советского Союза не было никаких шансов против одной из ведущих экономик мира». Советская промышленность попросту не умела делать многих вещей, которые были под силу немецким компаниям. Не производились планетарные коробки передач вроде тех, что стояли на немецких танках; не был освоен выпуск высокобризантных взрывчатых веществ (гексоген, октоген), мало делалось современных порохов; имелись проблемы с автомобилями, моторами, самолетами.

Впрочем, СССР, как и Германия, сражался во Второй мировой не в одиночку: на стороне Советского Союза были крупнейшие экономики того времени – США и Великобритания. Плюс многочисленные доминионы Британской империи – Канада, Австралия, Новая Зеландия, ЮАС, Индия, а также Китай и Монголия.

Если сопоставить экономические потенциалы стран «оси» и антигитлеровской коалиции, то расклад будет явно не в пользу первых. Совокупный объем промпроизводства гитлеровской Германии (с аннексированными территориями) составлял примерно 20% от производства СССР, США и Британии. А большинство сателлитов Третьего рейха, мягко говоря, не являлись промышленными гигантами. Уже в 1941 году суммарный ВВП стран – лидеров антигитлеровской коалиции вдвое превышал ВВП трех основных членов «оси» – Германии, Италии и Японии: $1797 млрд против $911 млрд. В последующие годы этот разрыв лишь увеличивался, главным образом за счет Соединенных Штатов. Америка в тот период была настоящим экономическим монстром: еще в 1941-м по объему ВВП она одна превосходила лидеров «оси» и оккупированную Францию, вместе взятых, – $1094 млрд против $911 млрд. К 1944 году этот разрыв вырос до двух с лишним раз – $1499 млрд годового ВВП у США против $748 млрд у стран «оси» с Францией.

Не менее цифр статистики важны особенности хозяйственных моделей двух главных противников. В нацистской Германии тоталитарная политическая система сочеталась с вполне себе рыночной экономикой, хоть и милитаризованной. Советская модель 1930-х годов являла собой причудливый симбиоз из западных технологий (продукта рыночной, капиталистической экономики) и социально-экономических практик древневосточных деспотий: концентрация власти и собственности в руках правителя/государства; редистрибуция, т. е. централизованное перераспределение ресурсов и благ; директивное управление большинством хозяйственных сфер – и гигантский бюрократический аппарат, обеспечивавший все перечисленное. Стремление «скрестить» современные машины с архаичными институтами предопределило невысокую эффективность как советской экономики в целом, так и отдельных производств. Что говорить, если трудовую дисциплину на предприятиях и культуру производства приходилось поддерживать с помощью репрессивного аппарата.

В годы первых пятилеток советское руководство пыталось вместе с импортом технологий заимствовать у США отдельные управленческие решения рубежа XIX–XX веков, но вне базовых рыночных институтов они работали плохо либо не работали вовсе. Прекрасный пример – знаменитый Уралвагонзавод (УВЗ). Он проектировался по образу и подобию американских индустриальных гигантов: огромный непрерывный конвейер, сводивший в единый цикл множество производственных процессов. Однако для бесперебойной работы этого механизма требовался среди прочего эффективный аутсорсинг – изготовление и своевременные поставки компонентов с других предприятий. В США все это обеспечивал развитый рынок: десятки компаний выпускали схожую продукцию, конкурировали – не нравится один поставщик, можно было переключиться на другого или работать сразу с несколькими. В СССР ничего похожего не существовало, и УВЗ быстро поразила болезнь многих советских заводов под названием «опять смежники подвели». Не привезли вовремя доски для вагонов – конвейер стоит, нет краски – снова стоит. Единственный надежный аутсорс, который предлагала советская власть, – это услуги ГУЛАГа, ведь кроме прочего УВЗ страдал от дефицита кадров. Вблизи завода разместили исправительно-трудовую колонию, и в течение трех лет тысячи заключенных играли роль почти бесплатной рабочей силы. Впрочем, трудились зэки плохо – по оценкам советских и российских исследователей, производительность сидельца ГУЛАГа в среднем составляла примерно 50% от производительности наемного рабочего, поэтому «з/к» с предприятия все же убрали. Но делать вагоны, «как в Америке», УВЗ не научился вплоть до самой войны – уже в 1941-м конвейер то и дело останавливали из-за некачественной продукции.

С другой стороны, сверхцентрализованная азиатская модель обладала примечательной способностью: умела быстро концентрировать значительные ресурсы (материальные, людские) и бросать их на реализацию заданного проекта, не считаясь с издержками и не заботясь о мелочах вроде рентабельности, окупаемости и пр. Так в древности строили огромные дамбы, оросительные системы, пирамиды. А СССР таким образом провел индустриализацию 1930-х годов, в ходе которой создал ряд гигантских промышленных центров вроде упомянутого УВЗ, а также Челябинского тракторного завода (ЧТЗ), Магнитогорского металлургического комбината и др. В мирное время они показали крайнюю неэффективность – ни одно из названных предприятий не вышло на проектную мощность и не смогло наладить бесперебойный производственный цикл. Зато в годы Великой Отечественной они, без преувеличения, стали спасителями страны.

Летом–осенью 1941 года из-за быстрого отступления Красной армии Советский Союз потерял значительную часть хозяйственного потенциала. Под оккупацией оказались территории, где проживало до 40% населения, добывалось 63% угля, выплавлялось 68% чугуна, 58% стали и 60% алюминия. На захваченных территориях производилось до 38% зерна, 84% сахара, выращивалось 38% поголовья крупного рогатого скота, 60% свиней. Такие данные приводил в работе «Основные пропорции и параметры экономики СССР в годы Великой Отечественной войны» кандидат экономических наук Евгений Иванов.

В короткий срок выбыло из строя множество заводов и фабрик – гражданских и оборонных. С июня по ноябрь 1941 года валовое промпроизводство в стране уменьшилось в 2,1 раза, выпуск проката черных металлов сократился в 3,1 раза, проката цветных металлов – в 430 раз, производство шарикоподшипников – в 21 раз. С августа по ноябрь 1941-го в прифронтовых районах прекратили работу 303 завода, изготовлявших боеприпасы (месячный выпуск одних только корпусов снарядов на них составлял 8,4 млн штук).

Надо отдать должное советскому руководству, с первых недель войны оно объявило мобилизацию и начало перевод экономики на военные рельсы. В кратчайшие сроки произошло сокращение гражданских расходов и резкий рост военных – последние в период с 1941 по 1945 год составили в среднем 50,8% бюджетных трат. Важнейшим этапом экономической мобилизации явилась эвакуация военных и гражданских предприятий на восток страны. По сути, эвакуация и стала мобилизацией экономики. В ходе нее «выстрелили» многие индустриальные заделы 30-х, поскольку десятки важнейших заводов из европейских областей вывозились не в чистое поле, а на готовые производственные базы Урала, Поволжья и Западной Сибири.

К примеру, огромные площади УВЗ позволили разместить на его территории главного производителя танков СССР – Харьковский машиностроительный завод (он же Харьковский танковый завод № 183 им. Коминтерна), а с ним десяток других предприятий: Мариупольский броневой завод, Московский станкостроительный завод им. Орджоникидзе, Союзную лабораторию сварки им. Игнатьева и пр. Так в одном месте были собраны оборудование, инженерно-технические, управленческие и рабочие кадры ведущих танкостроителей и металлургов, имевших к тому времени отлаженные производственные процессы и логистику. «Гадкий утенок» сталинской индустриализации в считаные месяцы превратился в прекрасного «бронированного лебедя».

Челябинский тракторный завод, спроектированный конструкторской фирмой Albert Kahn Inc. («Альберт Кан Инкорпорейтед») и оснащенный передовым американским оборудованием, был рассчитан на выпуск 40 тыс. тракторов в год. Но с 1933 по 1940-й осилил только 100 тыс. машин – почти в три раза меньше запланированного. Зато осенью–зимой 1941-го его цеха смогли приютить сразу семь предприятий, полностью или частично перенесенных из других регионов. Среди них были Харьковский моторный завод № 75, Ленинградский Кировский завод и др. Спонтанно образовавшийся военный концерн получил неофициальное название «Танкоград». Здесь делались средние танки Т-34, тяжелые ИС-2, самоходные артиллерийские установки, военные тягачи, танковые дизели, корпуса для снарядов и многое другое. Еще одно «хромое» гражданское производство преобразовалось в эффективный военно-промышленный кластер.

Знаменитая «Магнитка». Разрабатывать рудные месторождения здесь пытались чуть ли не с XVIII века, но удаленность территорий и отсутствие топливной базы делали крупные инвестиции в этот проект нерентабельными. Большевистское руководство попыталось волевым решением соединить магнитогорскую руду с угольными запасами Кузбасса. Вышло так себе – даже в условиях советской экономики конкурировать с Донбассом у нового производства не особенно получалось. Но когда Донбасс был потерян, Магнитогорский комбинат в короткие сроки превратился в главного поставщика стали советской «оборонки».

Немаловажную роль в становлении новых военных производств на востоке сыграло территориальное перераспределение финансовых потоков. До начала войны СССР делал крупные финансовые вливания в экономики своих новых владений – западных регионов Украины и Белоруссии, а также республик Прибалтики. С их потерей де-факто высвобождались значительные средства, которые были направлены на Урал и в Западную Сибирь. «Потеряв большие, но малопродуктивные западные территории, страна компенсировала их быстрым освоением перспективных восточных территорий», – отмечал экономист Григорий Попов в исследовании «Новые подходы к оценке ВВП СССР в период Великой Отечественной войны».

Принципиальным моментом было и отношение общества к текущим событиям, ведь гигантский промышленный поворот на Восток требовал сверхконцентрации и сверхусилий – материальных, организаторских, интеллектуальных, физических. Причем ото всех – от руководства страны, начальников производств, трудовых коллективов и отдельных людей. Советские граждане понимали, что ставка в войне – не судьба политического режима, а существование страны и ее населения. Отсюда и характер мобилизации, и готовность многим жертвовать ради Победы.

Советская промышленность в 1941–1945 годах произвела в общей сложности 95,1 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок (САУ) всех видов, немецкая – лишь 53,8 тыс.; артиллерийских орудий СССР выпустил 188,1 тыс., Германия – 102,1 тыс., боевых самолетов – 108 тыс. и 79 тыс. соответственно.

[caption id="attachment_1699771" align="aligncenter" width="1200"] Сборка советских истребителей, 1942 год[/caption]

Удачным ходом советского руководства историки называют решение сосредоточить основные усилия ВПК на производстве нескольких приоритетных видов вооружений: танки Т-34, 76-миллиметровые пушки, крупнокалиберные минометы, реактивные минометы («Катюши»), автоматы ППШ-41 и некоторые другие. Все это были относительно простые и технологичные образцы, пригодные к массовому производству, не предъявляющие повышенных требований к квалификации рабочих и культуре производства. По версии Алексея Исаева, танки стали «асимметричным ответом» СССР, позволившим нивелировать тотальное превосходство гитлеровцев в тяжелой артиллерии.

Возникает вопрос, почему индустрия Германии, превосходившая советскую технологически, обгонявшая ее по чугуну, стали, электроэнергии, проиграла в гонке вооружений. В публицистике нередко встречается тезис о чрезмерной сложности, дороговизне и ресурсоемкости немецкого вооружения. Он верен только отчасти, поскольку большая сложность немецкой военной техники компенсировалась более высоким уровнем производства. К примеру, на постройку «простого» танка Т-34 в 1943 году, по документам, требовалось в среднем от 3 тыс. до 3,5 тыс. человеко-часов. На постройку «сложной» «Пантеры» в том же году – лишь 2 тыс. человеко-часов.

В чем же тогда причина отставания? Начнем с того, что Третий рейх всячески медлил с мобилизацией, оттягивал ее сколько мог. Идеологическая установка гитлеровской верхушки была такова: война идет далеко и не ухудшит положение рядовых немцев – пока германские солдаты «спасают мир от большевизма», остальное население рейха строит «светлое национал-социалистическое будущее». Даже поражение под Москвой зимой 1941–1942-го не заставило нацистских бонз отступиться от этой догмы. Ситуация изменилась лишь в 1943-м, после катастрофы под Сталинградом и Курской битвы. Экономику рейха стали в форсированном режиме переводить на военные рельсы: резко сократился выпуск гражданской продукции, на промпредприятия привлекали подростков и женщин, начал массово использоваться рабский труд жителей оккупированных территорий и пленных.

Но, в отличие от СССР, Германия не имела возможности бросить большую часть ресурсов своего ВПК на производство нескольких приоритетных вооружений, как и сосредоточить военные усилия исключительно на Восточном фронте. Напротив, ее ресурсы распылялись в разных направлениях, раздергивались буквально по ниточкам. Виной тому были особенности немецкого ВПК и военная активность союзников СССР.

Ахиллесовой пятой Германии являлся тотальный дефицит природных ресурсов. В достатке не имелось практически ничего: трудно было с продовольствием, частично ввозились железная руда и уголь, еще хуже обстояли дела с цветными металлами – никелем, марганцем, вольфрамом, совсем не было каучука, нефти и много чего еще. Дефицит нефти компенсировался производством синтетического бензина из каменного угля – технология дорогая и сложная даже по сегодняшним меркам. Железную руду везли морем из Швеции – ради стабильности этих поставок Германии пришлось оккупировать Норвегию и держать там постоянно до десяти дивизий. Без импорта не получалось эффективно использовать и потенциал завоеванных Франции, Голландии, Бельгии, поскольку их промышленность и сельское хозяйство тоже зависели от зарубежного сырья, удобрений, кормов. С полной отдачей на рейх работала только промышленность Чехии.

В 1939-м Великобритания начала морскую блокаду Германии, и в том же году сырьевой импорт немцев просел более чем на 53%: минус 82% марганцевых руд, минус 70% – оловянных, минус 55% – медных. Очень плохо обстояли дела с ценнейшим вольфрамом: он практически не поставлялся, а имеющиеся запасы быстро таяли – с 5 тыс. тонн в 1940 году до 2,7 тыс. тонн в 1942-м.

Для противостояния британскому ВМФ, а также для охоты за американскими конвоями, доставлявшими помощь Лондону и Москве, Берлину пришлось вплоть до 1945 года тратить колоссальные средства на постройку и содержание военно-морского флота. Как надводного, так и подводного. К 1939 году у Германии имелось 56 подводных лодок, к лету 1940-го – уже более 140; с 1941 года по конец 1944-го немцы построили около 1 тыс. субмарин, постоянно наращивая темпы производства. Даже в начале 1945-го, когда война была де-факто проиграна, в работе находилось несколько сотен подводных кораблей. Для сравнения: Советский Союз в годы войны построил 54 подлодки.

Самая массовая немецкая субмарина Второй мировой U-Boot-Klasse VII (было произведено 705 штук) стоила свыше 4 млн рейхсмарок. Основной танк вермахта Pz. IV обходился в сумму около 130 тыс. рейхсмарок, танк Pz. V «Пантера» – 143,9 тыс. рейхсмарок. То есть 705 подлодок – это больше 32 тыс. Pz. IV или 20 тыс. «Пантер». Причем лодки класса VII были не самыми большими и дорогими субмаринами рейха. А кроме них ведь имелись эсминцы, крейсеры, линкоры, вспомогательные суда... Известные дредноуты «Бисмарк» и «Тирпиц» стоили под 200 млн рейхсмарок. Но ведь флот – это не только деньги, это еще и самые совершенные технологии, лучшие специалисты, лучшая сталь. Неслучайно в конце войны создатели самоходок «Ягдтигр» и экспериментальных танков «Маус» выпрашивали броневые листы именно из запасников кригсмарине.

К слову, СССР тоже очень хотел строить линкоры – имелись соответствующие проекты, и даже начаты были работы, но в итоге от затеи пришлось отказаться: экономика не потянула.

Немалые средства Германия тратила на создание системы эшелонированной ПВО, чтобы хоть как-то противостоять налетам стратегической авиации союзников. Ведь не было в стране уголка, куда бы ни дотягивались «Летающие крепости» и «Либерейтеры». Небольшой пример: самая мощная советская зенитка – 85-миллиметровая пушка 52-К. Их до 1945 года было выпущено чуть больше 14,4 тыс. штук. Немцы к 1945-му произвели свыше 20 тыс. 88-миллиметровых зениток FlaK 18/36/37, еще 550 гораздо более совершенных и дорогих FlaK40 в том же калибре и около 1129 мощнейших орудий в калибре 120,7-мм. А вдобавок разрабатывались управляемые зенитные ракеты, выпускались серийно реактивные истребители, тяжелые ночные истребители, строились бетонные зенитные башни.

С 1942 года западные союзники оттянули на себя больше половины гитлеровской авиации. Пик активности люфтваффе на Восточном фронте пришелся на лето 1941-го. Осенью того же года Германия держала на востоке две трети (63%) своей авиации: половину всех одномоторных истребителей, 69% бомбардировщиков и 84% штурмовиков и пикировщиков. К декабрю 1942-го Красной армии противостояло лишь 50% сил люфтваффе – 38% одномоторных истребителей и 47% бомбардировщиков. С каждым последующим годом доля боевых самолетов, действовавших против РККА, уменьшалась. Неплохое подспорье.

Англо-американские бомбардировки Германии тоже сыграли роль в дезорганизации ее экономики. Общий тоннаж бомб, сброшенных на рейх с 1939-го по 1945 год, превысил 1,58 млн тонн. Считается, что лишь около трети из них поражали промышленные объекты, остальные падали на жилые кварталы. Тем не менее то одно, то другое военное производство выходило из строя, выпуск тех или иных вооружений проседал на несколько месяцев. Зимой 1942-го и осенью 1943-го были серьезно повреждены заводы компании Alkett, основного производителя самоходок StuG III. Каждый раз после этого месячное производство «Штугов» падало в 3–3,5 раза. В ночь с 27 на 28 апреля 1944 года американцы разбомбили завод «Майбах», делавший двигатели для «Тигров» и «Пантер», – выпуск продукции приостановился на пять месяцев. С 1942 года регулярно совершались налеты на нефтепромыслы в Румынии. В 1943-м самолеты союзников разбомбили рудник Кнабен в Норвегии, лишив Германию главного источника молибдена, что весьма скоро сказалось на качестве немецкой брони. После того как в мае 1944-го англо-американские эскадрильи уничтожили 90% предприятий по производству синтетического бензина, министр экономики Альберт Шпеер признал, что в техническом и экономическом плане война проиграна.

[caption id="attachment_1699772" align="aligncenter" width="1200"] Раздача продуктовых наборов, полученных по ленд-лизу. Москва, 1945 год[/caption]

«Танкоград» и «Магнитку», к счастью, никто не бомбил. Более того, экономический потенциал СССР постоянно усиливался помощью союзников. Советская правительственная закупочная комиссия оценивала поставки по ленд-лизу из США в $11,3 млрд, из Великобритании – в $1,7 млрд, из Канады – в $200 млн. Итого $13,2 млрд. Если пересчитать эту сумму в доллары 1990 года, то получится сумма, превышающая годовой ВВП Советского Союза в 1942 и в 1943 годах (по расчетам Харрисона).

Обычно, говоря о ленд-лизе, вспоминают о танках «Шерман», самолетах «Аэрокобра», тушенке (последняя, кстати, оказалась огромным подспорьем и помогла нашим бойцам обеспечить нормы потребления белка). В целом поставки по ленд-лизу составили в среднем от 10% до 20% тех или иных видов оружия, используемого РККА, – такие данные приводит доктор исторических наук Ирина Быстрова в книге «Ленд-лиз для СССР: экономика, техника, люди». Но не менее важной графой поставок была промышленная продукция. За годы войны СССР произвел 115,4 тыс. металлорежущих станков, США и Британия направили нашей стране 44,6 тыс. станков и 104 штамповочных пресса. Поставленный по ленд-лизу авиабензин вместе со светлыми фракциями составил 46,7% от советского производства в период 1941–1945 годов. В 1941-м СССР практически полностью свернул выпуск ж/д локомотивов – до 1945 года в стране построили лишь 768 паровозов и 15 электровозов. За то же время США передали нам 1900 паровозов, 66 дизель-электровозов и более 11 тыс. вагонов. Плюс свыше 662 тыс. тонн рельсов. Автомобилей всех видов было поставлено более 430 тыс. штук, при том что Советский Союз за тот же период произвел чуть больше 265 тыс. машин.

Как ремарка: наш противник все это – станки, автомашины, рельсы и пр. – должен был делать сам, тратя деньги, энергию, человеческие ресурсы, металл.

Наконец, критическое значение для СССР имели поставки пороха и взрывчатки – напомним, наша химическая промышленность не умела делать многие виды современных взрывчатых веществ и плохо справлялась с выпуском порохов. Доля иностранной взрывчатки в производстве боеприпасов, по разным оценкам, составляла от 40% до свыше 50%. Доля поставляемых порохов – более 30%, а если учесть, что советские заводы делали порох из (или с использованием) иностранных компонентов, данный показатель будет значительно выше. Некоторые исследователи уверяют, что каждый второй советский снаряд в 1943–1944 годах был произведен как минимум с использованием химикатов, поставленных по ленд-лизу.

Таким образом, даже не участвуя в кровавых сражениях, наши союзники подрывали военно-экономический потенциал нацистской Германии и усиливали позиции СССР, позволяя сохранять средства и жизни людей на фронте и в тылу. Напротив, каждый экономический просчет или неверное управленческое решение оборачивались дополнительными потерями. Ведь все мы знаем наш главный счет за эту войну – почти 27 млн бесценных человеческих жизней.