Хабаровский край, обладая значительными запасами природных ресурсов — золота, угля, нефти и леса, — сегодня оказался на границе между экономическим развитием и экологической катастрофой. На фоне активной промышленной деятельности всё чаще звучат тревожные сигналы со стороны местных жителей и специалистов.
Эксперты указывают на то, что нынешняя модель природопользования приводит к системным нарушениям и рискам, последствия которых уже становятся необратимыми.
Наиболее пострадавшими территориями становятся бассейн реки Амур, окрестности Комсомольска-на-Амуре и районы активной вырубки леса. Комсомольск-на-Амуре особенно уязвим.
«36% загрязнения воздуха приходится на ТЭЦ-2, а нефтезаводы провоцируют хронические превышения ПДК по сероводороду», — отмечает в беседе с “Аргументами Недели” управляющий партнер Zharov Group, кандидат экономических наук, адвокат, специализирующийся на экологическом праве, Евгений Жаров.
Он указал, что не менее острая ситуация складывается с водными ресурсами.
«Река Амур, куда ежегодно сбрасывается 190 млн м³ загрязненных стоков (60% от общего объема), демонстрирует кризис водных ресурсов», — говорит собеседник.
Экологическое давление напрямую затрагивает и коренные народы, для которых окружающая среда — это не только источник пропитания, но и основа культурной идентичности.
«Для коренных народов, чья жизнь связана с этими экосистемами, последствия необратимы: потеря рыбных запасов, деградация тайги», — добавляет эксперт.
Система надзора за природопользованием существует лишь номинально, подчеркивает Евгений Жаров.
«Контроль за природопользованием формально существует, но его эффективность сведена к минимуму. Надзор разделен между 14 структурами, что создает бюрократический хаос», — объяснил он.
При этом техническая база, позволяющая отслеживать реальное загрязнение, крайне ограничена.
«Лаборатории Росгидромета не способны отслеживать тонкодисперсные частицы PM 2.5, а финансирование экологических программ в крае — в 10 раз ниже, чем в соседних регионах», — уточнил адвокат.
Отдельный вопрос — отсутствие эффективной рекультивации территорий после завершения промышленной деятельности.
«Реабилитация территорий остается фикцией. После закрытия месторождений компании редко восстанавливают ландшафты», — говорит эксперт.
Примером может служить ситуация с охраной дикой природы.
«Запрет охоты на кабана (2023 г.) — это попытка компенсировать уничтожение кормовой базы амурского тигра из-за вырубок и загрязнений, а не программа рекультивации», — отмечает юрист.
Последствия уже ощутимы: реки мелеют, почвы истощаются, восстановление лесов занимает десятилетия.
«Ущерб приобретает необратимый характер: в районах добычи золота реки мелеют, почвы теряют плодородие, а леса восстанавливаются десятилетиями».
Эксперт предлагает конкретные шаги:
«Во-первых, консолидация надзорных функций в едином органе с правом приостанавливать работы при нарушениях. Во-вторых, законодательное закрепление обязательной финансовой гарантии компаний на рекультивацию (депозиты под будущие восстановительные работы). В-третьих, внедрение технологий независимого мониторинга, как ИИ-платформа МТС, прогнозирующая загрязнения за 48 часов. И наконец — включение представителей коренных народов в экологическую экспертизу проектов».
Итог, по его словам, очевиден.
«„Зеленый“ компромисс возможен, но не через пустые обещания. Требуется пересмотр приоритетов: не „освоение любой ценой“, а баланс, где цена ресурсов включает стоимость их сохранения для будущих поколений. Пока же Хабаровский край движется к точке, где экоактивисты станут единственным языком диалога», — подытожил собеседник.
Экологическая повестка в регионе требует не только срочного внимания, но и политической воли. В противном случае уникальная природа Дальнего Востока рискует быть утраченной безвозвратно.