Алексей Громов: «Мы должны подготовиться к полному уходу с европейского рынка»

Об основных болевых точках российского нефтегазового комплекса и вызовах, которые ждут отрасль в 2025 году, «Профилю» рассказал главный директор по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексей Громов.

– Важнейшей проблемой для отрасли стали ограничения, вводимые против российских производителей сжиженного природного газа (СПГ). Фактический запрет на продажу нашим компаниям судов-газовозов подорвал потенциал развития отечественной СПГ-индустрии. Это самый серьезный вызов, и для преодоления его потребуется гораздо больше времени, чем предполагалось.

По-видимому, нам придется существенно скорректировать планы на ближайшие годы, как минимум отказаться от цели по производству 100 млн тонн СПГ к 2030-му. У нас нет возможностей для вывоза произведенного газа, имеющегося флота не хватает, и справиться быстро с этой проблемой, увы, не получится. Создание своего танкерного флота требует не меньших усилий, чем разработка и внедрение собственных технологий по сжижению природного газа.

Для развития арктических проектов «Ямал СПГ» и «Арктик СПГ-2» нужны не просто СПГ-танкеры, а газовозы ледового класса – такие суда в мире наперечет. Задача номер один для отрасли – заполучить такие суда. По возможности взять то, что имеется на мировом рынке, и ускорить строительство собственных газовозов, которые заложены на судоверфи «Звезда». Я знаю, что их выпуск сдвигается, но компания НОВАТЭК прикладывает все усилия, чтобы ускорить постройку. Осенью прошлого года несколько сотен ее сотрудников были командированы на «Звезду» для помощи в проведении работ.

– С конца 2023-го западные страны ужесточили борьбу с российским «теневым флотом», который обеспечивает вывоз российской нефти на внешние рынки. Недавно Евросоюз принял очередной, 15-й по счету пакет санкций, куда были включены еще 50 судов, перевозящих нашу нефть с нарушением установленных ограничений (речь о ценовом потолке. – «Профиль»). Общее количество танкеров, попавших под западные рестрикции, приблизилось к сотне. Правда, за это время Россия смогла опережающими темпами нарастить состав «теневого флота». По имеющимся оценкам, на конец 2023 года у нас насчитывалось порядка 600 танкеров, а в 2024-м их число выросло до 800–850. Я думаю, потеря ста судов не окажет существенного влияния на грузоперевозки – мы достаточно уверенно с этим давлением справились.

– Да. И их можно разделить на две категории: внешние и внутренние. Первый и наиболее серьезный внешний вызов – приход администрации Дональда Трампа и сопутствующая этому неопределенность. У нас пока нет четкого понимания, к чему приведет политика нового президента в нефтяной сфере. Если американская администрация будет придерживаться парадигмы «бури, детка, бури» (слова, произнесенные Трампом на одном из предвыборных митингов. – «Профиль»), то в условиях слабого глобального спроса на нефть мы сможем наблюдать стагнацию мировых цен.

В конце 2024-го цены опустились до $70 с небольшим за баррель и расти в наступившем году точно не будут. Вопрос, будут ли они падать дальше. Если движение вниз продолжится, то велик риск, что западные страны решат понизить ценовой потолок для российской нефти. Напомню, с декабря 2022 года он не менялся и составляет $60 за баррель. С учетом рыночной конъюнктуры львиная доля российских поставок в декабре прошлого года осуществлялась по цене ниже этого потолка.

– В какой-то степени да, поскольку мы и так продаем нефть дешевле $60. Но если Запад будет настроен на дальнейшее сдерживание России и попытается уменьшить наши нефтегазовые доходы, понизив ценовой потолок до $55–50 за баррель, это станет серьезным вызовом. Тогда в полную силу заработают и меры давления на российский «теневой флот».

– Дальнейшее усиление давления на российскую СПГ-индустрию – это второй вызов. Сегодня основной объем производимого у нас сжиженного природного газа реализуется на европейском рынке. И есть серьезные опасения, что в 2025 году Евросоюз по политическим причинам введет эмбарго на поставки нашего СПГ, как было сделано с нефтью. Это будет еще один сильный и очень болезненный удар, потому что поставки в Азию – это совершенно другая логистика, другая маржинальность…

Я более чем уверен, что такое эмбарго будет введено. В наступившем году или позже – пока вопрос. Если его решат ввести в 2025-м, то, скорее всего, это случится по завершении текущего осенне-зимнего отопительного сезона.

– Это состоявшийся факт, к критическим последствиям для отрасли он, с моей точки зрения, не приведет. Проблема была на слуху с начала 2024 года, и «Газпром» приложил массу усилий, чтобы перенаправить газовые потоки на альтернативные направления. На европейский рынок газ поставляется через «Турецкий поток», увеличен экспорт в страны Азии, в том числе в Китай.

Мы должны понимать, что история российских поставок трубопроводного газа в Европу заканчивается. Остается считаное число стран, которые будут получать наш газ тем или иным способом, в первую очередь через «Турецкий поток», – Сербия, Венгрия, отчасти Словакия. Австрия из этого уравнения уже исключена. Поэтому рассматривать прекращение украинского транзита в качестве серьезного вызова на 2025 год я бы не стал: рынок к этому адаптировался.

– Атаки беспилотников привели к длительным остановкам важных нефтеперерабатывающих заводов. Замена поврежденного оборудования, даже небольших его элементов, требовала от компаний недюжинных усилий, потому что все комплектующие приходится добывать в условиях технологической блокады со стороны Запада. Европейское или американское оборудование мы получить не могли, приходилось искать аналоги в дружественных юрисдикциях либо внутри страны, что существенно затягивало время ремонта.

К концу года ситуацию удалось стабилизировать – это касается как мер по защите объектов, так и мер по устранению повреждений. Но надо понимать, что до конца проблема не решена, и одна из задач на ближайшее время – создание запасов критически важных комплектующих для российских НПЗ на территории страны, а также развитие отечественных технологий нефтепереработки.

– Заявление правильное, но это не означает, что данное оборудование не будет выпускаться через какое-то время. Китайские компании очень быстро адаптируются к запросам клиентов. Если мы сформируем правильное техническое задание, думаю, сможем производить нужную технику в Российской Федерации и использовать компетенции китайских коллег. Но для реализации этого нужно проводить системную, планомерную работу.

– Это закрытая информация, которой мы не владеем. Однако, по предварительным данным, за 11 месяцев 2024-го нефтепереработка в стране сократилась примерно на 3,3% и по итогам года, вероятно, составит 270 млн тонн. Падение показателей связано с атаками БПЛА и трудностями восстановления производства после них.

– История для внутреннего рынка чувствительная, особенно в части бензина. Другие группы нефтепродуктов у нас производятся со значительным экспортным потенциалом. Например, дизельного топлива мы выпускаем примерно в 2,5 раза больше, чем потребляем. А весь произведенный бензин в основном идет на внутренний рынок. В 2010-х, в периоды пикового спроса, нам порой приходилось закупать бензин в Белоруссии. В начале 2020-х эта проблема в целом была решена, но снижение объемов нефтепереработки из-за налетов БПЛА снова привело к риску возникновения дефицита.

Одним из последствий атак на российские нефтеперерабатывающие объекты стало введение весной прошлого года ограничений на экспорт бензина. Летом они на пару месяцев были сняты, а затем возвращены до декабря 2024-го. В полной мере ограничения не отменены по сей день. Экспорт бензина разрешен только российским НПЗ, а перекупщики и трейдеры по-прежнему не имеют возможности поставлять бензин на внешний рынок. Таким образом государство страхуется от рисков дефицита моторных топлив внутри страны.

– Для игроков отрасли они связаны прежде всего с политикой Центрального банка, который в прошлом году в рамках борьбы с инфляцией регулярно поднимал ключевую ставку. Сейчас она составляет 21%. Даже если дальнейшего подъема не случится, то текущий уровень фактически режет инвестиционные программы российского нефтегазового комплекса. Таким образом, главный внутренний вызов – это ревизия и сокращение инвестиционных программ нефтегазовых компаний в условиях очень жесткой монетарной политики властей.

Возможно, от каких-то проектов придется отказаться совсем, какие-то заморозить и сосредоточить усилия на первоочередных инвестиционных решениях.

– Пока мы видим, что инвестиционные программы нефтегазовых компаний сокращаются более чем на 20%. Некоторые игроки заявляют о 25%. Это серьезные сокращения, которые в первую очередь коснутся долгосрочных проектов: сейчас замораживаются вложения в геологоразведку, в строительство новых объектов добычи и переработки.

Классический пример – инвестиционная программа НОВАТЭК. На Дальневосточном экономическом форуме представители компании объявили, что по совокупности причин не планируют создание новых СПГ-заводов на территории Российской Федерации и сосредоточатся на поддержании успешной и эффективной операционной деятельности в текущих масштабах.

– Думаю, в текущем моменте ключевыми для развития нефтегазового комплекса становятся внутренние ограничители. В 2022 и 2023 годах мы видели, как в условиях более благоприятной монетарной политики отрасль развивалась и находила возможности для преодоления санкционных ограничений. Насколько я знаю, представители нефтегазовых компаний пытаются договориться с правительством о возможном смягчении монетарной политики, но пока эти усилия тщетны.

– В нефтяной сфере первая задача – сохранить проактивную позицию в ОПЕК+ для поддержания баланса на нефтяном рынке, чтобы не допустить дальнейшего падения цен. Поддерживать усилия Саудовской Аравии и других стран по сохранению «низкой добычи» – эти ограничения уже продлены на первый квартал 2025 года и могут быть пролонгированы.

Вторая задача – поддержание устойчивого экспорта российской нефти и нефтепродуктов. Нужно искать новые схемы взаимодействия с «теневым флотом», со страховщиками, чтобы снизить их уязвимость перед западными санкциями.

В газовой сфере Россия продолжит политику диверсификации экспорта трубопроводного газа. По просьбе Пекина мы на год раньше срока выходим на проектные объемы поставок в Китай. По итогам 2024-го было прокачано 30 млрд кубометров газа, а начиная с этого ожидается 38 млрд. Будем увеличивать поставки в страны Центральной Азии. Предполагаю, что еще одна стратегическая задача – ускорение строительства флота для вывоза российского СПГ и тестирование новых логистических схем для доставок в Азию. Дело в том, что уже введен запрет на реэкспорт нашего СПГ через европейские порты, эти пути закрыты, поэтому надо найти какую-то альтернативу для длинных маршрутов. За ближайший год мы должны полностью подготовиться к уходу с европейского рынка.

– Наверное, нужно оптимизировать налоговую составляющую, чтобы оставались стимулы для развития нефтегазовой отрасли. Понятно, что с уходом из Европы экспортные доходы от газа уменьшатся, следовательно, нужно продолжать политику реформирования внутреннего рынка для его большей монетизации. Как это будет реализовываться? Надеюсь, мы подойдем к полноценной реформе российского внутреннего рынка газа, а не просто к повышению цен.