Чем занимается на СВО бывший начальник службы внутренней безопасности

Такой позывной у него не случайно. За спиной у Юриста 25 лет службы в органах внутренних дел, последняя должность — начальник службы внутренней безопасности Управления собственной безопасности МВД России по г. Москве. На пенсии долго не засиделся — грянула СВО, на фронт пошел сразу же — добровольно. Подполковник полиции честно прошел курсы боевого слаживания и попал на линию боевого соприкосновения — рядовым. В армии полицейские звания особо не учитываются. На фронте в штурмах его судьбу долго испытывать не стали. Посмотрели на заслуженные седины, заглянули в личное дело. Так Юрист стал «юристом в окопах» — человеком, отвечающим в штабе батальона за юридические вопросы. А вопросов этих — полон воз… Так чем же вам приходится здесь заниматься? Юрист: Оформляю доклады по раненым, без вести пропавшим и погибшим военнослужащим. Провожу расследование в случае травм или каких-либо неуставных фактов, выявленных во время службы и на линии боевого соприкосновения. Это может быть самовольное оставление позиций и иные дисциплинарные правонарушения. Кого берут на такую должность? Юрист: Как правило, людей с опытом работы в таких структурах, как следствие или дознание. Не обязательно из МВД. Это могут быть люди из следственного управления, прокуратуры, минобороны или МЧС. В каждой силовой структуре есть органы следствия и дознания. Вы сказали, что одно из ваших направлений — это расследование. Как это происходит? Юрист: Строго говоря, это даже не расследование, а разбирательство. Например, по травмам. Ведь есть травмы, связанные с атаками противника — артиллерийскими или минометными ударами, FPV-дронами или сбросом снаряда с БПЛА. А есть травмы бытового характера. Для чего нужны эти разбирательства? Юрист: От определения причины травмы зависит сумма выплаты. Часто мы отталкиваемся от диагноза, поставленный медициной: пуля, осколок, минно-взрывные травмы. Или, может быть, причиной стала личная расхлябанность военнослужащего, связанная не с огневым воздействием противника, а с нарушением техники безопасности, личной невнимательностью или просто случайностью. Зацепился ногой за корягу — упал: перелом. Потому что если травма связана с огневым воздействием, то она подпадает под президентский указ о выплатах. А если она связана с нарушением техники безопасности, то мы обязаны выплатить только страховые выплаты. То есть в каждом конкретном случае надо разбираться и выносить решение. А как происходит расследование? Юрист: Это практически весь комплекс мероприятий, которые обычно проводят следователи, криминалисты и розыскники — опрос свидетелей, получение медицинских заключений, а также осмотр места происшествия — в зависимости от обстоятельств. Это же война. Бывает, что место происшествия осмотреть уже невозможно. При каких обстоятельствах чаще всего получают травмы военнослужащие? Юрист: В основном при разгрузках и погрузках боекомплекта и продовольствия, а также при передвижении на технике. Методы войны сейчас другие, чем были раньше. Сегодня бойцы чаще всего используют мототехнику, багги, облегченный транспорт, которые позволяют штурмовым подразделениям быстро и неожиданно выдвинуться на позиции противника и добраться до их опорных пунктов. А это сопряжено с риском получить травмы. Ведь не все наши бойцы на гражданке имели дело с подобным видом транспорта. А бывает такое, что боец, получивший травму, и которому отказано в выплате как по боевому случаю, не соглашается с этим решением и оспаривает? Юрист: Бывает и такое. Тогда военнослужащий должен обратиться в суд. Был у нас однажды такой случай, что суд решил, что травма действительно боевая, а не из-за нарушения техники безопасности. А есть разница по выплатам между получением ранения во время выполнения боевого задания или в тыловом районе, допустим, в полевом лагере? Юрист: Никакой. Расстояние полета БПЛА сейчас увеличилось в разы. Ракетные удары и артиллерию тоже никто не отменял. Единственное недавное изменение: раньше любое ранение оценивалось в три миллиона, теперь градация суммы выплаты по степени тяжести. Какие еще особенные болевые узлы вы развязываете? Юрист: Без вести пропавшие — это самый актуальный сейчас вопрос. Интенсивность воздействия противника сегодня такова, что провести эвакуацию раненого или погибшего оперативно не всегда возможно. Соответственно, за этого бойца нет выплат родственникам, потому что он может оказаться живым — либо в плену, либо отстал от группы, выполнявшей боевое задание, и находится в неизвестном месте. Бывало и такое, что бойцы выходили на своих через месяц после пропажи — по причине ранения, контузии, попадания в окружение или иных боевых обстоятельств. Или, будучи подобранными другими подразделениями, оказывались в госпиталях, и к нам долгое время сведений о них не поступает. Разные бывают ситуации. То же самое при обнаружении тел погибших. Часто определение личности не происходит одномоментно. Личность кого-то можно определить по жетону или военному билету, найденному при них, а кому-то надо проводить судмедэкспертизу, определять ДНК. Понятно, что это не мы делаем, а в госпиталях. Все всегда индивидуально. Вы проводите их поиски? Юрист: Да, насколько это возможно на линии боевого соприкосновения, чтобы не подвергать опасности жизни других бойцов. Ну, и более интенсивно — когда ЛБС сдвигается в сторону противника. Что самое трудное в вашей работе? Юрист: Психологически трудно, когда погибают твои друзья. Мне же приходится документально оформлять их смерть. Недавно погиб мой товарищ, молодой парень, с которым мы знакомы со времен подготовительных сборов по боевому слаживанию. Хотя он был изначально рядовым, но имел высшее образование и мечтал стать офицером. «Русский офицер — это звучит красиво, даже аристократично», — говорил он. И добился своего — героически проявил себя во время освобождения курских сел Ольговки и Погребков, был награжден медалью «За отвагу», получил офицерское звание лейтенанта и был назначен командиром взвода. Я же, кроме всего прочего, еще занимаюсь сбором информации и подготовкой к награждению. И окунаюсь во все эти события, как бы провожу их через себя. И вот недавно он возглавил штурмовую группу по занятию опорного пункта противника. Наших бойцов накрыло минометным огнем и одна из мин разорвалась прямо перед ним. Ему оторвало левую руку, а он, превозмогая боль и находясь в сознании, продолжал командовать своими бойцами, отказавшись от эвакуации. Насколько хватило сил, по рации отдавал приказы. А когда опорник был занят, то бойцы нашли своего командира бездыханным от кровопотери. А можно узнать, как звали этого русского офицера? Юрист: Ярослав Сальков, позывной — Кум, уроженец Макеевки.